Арнольд Амальрик

Арнольд Амальрик Arnaud Amaury<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Аббат Сито
1200 — 1212
Архиепископ Нарбоннский
12 марта 1212 — 1225
Вероисповедание:	католицизм
Смерть:	1225(1225) Фонфруад
Место погребения:	Сито

Арно́льд Амальри́к, также Арно́ Амори́ (лат. Arnoldus Amalricus, франц. Arnaud Amaury) (? — 1225) — аббат Сито в 1200—1212, архиепископ Нарбонны в 1212—1225, папский легат, активный участник Альбигойского Крестового похода.

Биография

Монашество и карьера в католической церкви

Точная дата рождения Арнольда Амальрика неизвестна. По различным версиям, он родился либо в Лангедоке, либо в Каталонии. Так или иначе, первые упоминания о нём относятся к 1192 году, когда он сделался приором цистерцианского монастыря Поблет в Арагоне. В 1196 году он стал настоятелем этого монастыря.

Позднее Арнольд прибыл (или вернулся) во Францию, где в сентябре 1198 года занял должность аббата монастыря Гран-Сельв. В 1200 году он стал настоятелем аббатства Сито, сделавшись, таким образом, первым лицом в цистерцианском ордене.

Участие в Альбигойских войнах

В мае 1204 года, повинуясь приказу Папы Иннокентия III, Арнольд прибыл в Тулузу в качестве легата, чтобы поддержать уже присутствовавших там Пьера де Кастельно и Рауля из Фонфруада. Вместе с ними он расследовал дела о симонии и проявлениях альбигойской ереси. Он также отправился вместе с де Кастельно в Сен-Жилль, чтобы отлучить от церкви Раймунда Тулузского. 15 января 1208 года Пьер де Кастельно был убит. Арнольд, потрясённый происшедшим, отправил Папе письмо, в котором обвинил в смерти де Кастельно графа Тулузского и попросил объявить Крестовый поход против него.

Арнольд Амальрик выступил в качестве основного вдохновителя и духовного лидера Альбигойского Крестового похода. Иннокентий III предоставил ему широчайшие полномочия. Арнольд призвал к походу всех феодалов северной Франции; по его предложению все, кто мог бы принять крест, но не сделал этого, должны были лишиться права «пить вино, есть за столом по утрам и вечерам, одеваться в ткани пеньковые и льняные». Раймунду VI, который попросил примирения, он отказал.

Когда армия крестоносцев в июле 1209 года подошла к городу Безье и осадила его, Арнольд выступил за немедленный штурм. Ему приписывается знаменитая фраза «Убивайте всех! Господь отличит своих» (лат. Cædite eos! Novit enim Dominus qui sunt eius), которую он якобы произнёс в ответ на вопрос о том, как можно отличить католиков от еретиков. Несмотря на то, что фраза получила широкую известность, на данный момент нет никаких доказательств её подлинности.

После взятия Безье армия католиков двинулась на Каркассон. У стен города Арнольд принял арагонского короля Педро II, который просил его о снисхождении к городу, но получил отказ. После штурма, однако, Арнольд принял капитуляцию горожан и запретил разграблять Каркассон. По его требованию был созван совет, на котором военным вождём похода избрали Симона де Монфора.

Принимал участие в осаде замка Минерв (лето 1210 года) и вёл переговоры о сдаче с Гийомом, предводителем осаждённых. Арнольд добился добровольной сдачи замка и выдачи всех еретиков-альбигойцев, которым была обещана жизнь при условии их перехода в католичество. Из ста пятидесяти альбигойцев обратиться согласились только три женщины, прочих Арнольд приказал сжечь заживо.

В январе 1211 года участвовал в мирных переговорах с Раймундом Тулузским и предложил ему условия, которые тот счёл неприемлемыми (они включали роспуск армии, разрушение укреплений основных крепостей и выплату большой дани, а самому графу предлагалось отречься от власти и стать госпитальером). В ответ на отказ Раймунда исполнять эти требования Арнольд повторно отлучил его от церкви и призвал крестоносцев к завоеванию Тулузы. Он сам некоторое время командовал частью крестоносной армии.

12 марта 1212 года Арнольд Амальрик был назначен архиепископом Нарбонны. В этом качестве, как вассал короля Арагона, он принял участие в подготовке к битве при Лас-Навас-де-Толоса, помогая испанским королям войсками. После победы он отправил Папе отчёт о сражении. В январе 1216 года он потребовал от горожан Нарбонны вассальной присяги, претендуя на власть, равную герцогской, что вызвало возмущение Симона де Монфора, который был фактическим сюзереном города. Арнольд отлучил Монфора, в ответ на что тот занял Нарбонну силой. В борьбе за власть Арнольд потерпел поражение и вынужден был признать Симона правителем города.

После гибели Симона де Монфора при Тулузе (25 июня 1218 года) поддержал его сына и наследника Амори в борьбе против Раймунда Юного, нового графа Тулузы, однако не смог оказать ему сколько-нибудь существенную помощь и вынужден был признать потерю им всех ранее завоёванных владений.

Умер в 1225 году и был похоронен в аббатстве Сито.

Литература

• Н. А. Осокин. Альбигойские войны. — М., 2003.

Отрывок, характеризующий Арнольд Амальрик

22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.