Банкетинг-хаус

Достопримечательность

Банкетинг-хаус

Банкетный зал (англ. Banqueting House) при Уайтхолльском дворце (ныне не существующем) в Лондоне строился в 1619—1622 годах по проекту Иниго Джонса. Это одно из первых на севере Европы зданий палладианской архитектуры, долгое время служившее чтимым образцом для английских зодчих. Как следует из названия, трёхэтажный особняк нарочито сдержанной архитектуры предназначался для приёмов и банкетов, а не для проживания.

Нижний этаж облицован рустом, второй этаж выделен пилястрами ионического ордера, а верхний — ордером коринфским. Венчает здание плоская крыша с балюстрадой. Джонс планировал с возведения дома банкетов начать полную перестройку тюдоровского дворца в Уайтхолле, но его планы не осуществились из-за недостатка у короля средств (финансовые споры Карла I с парламентом приведут к его казни перед дворцом в 1649 году).

Потолок Банкетного зала украшают 9 картин П. Рубенса. Они прославляют королевскую власть, доказывая её божественное происхождение и преимущество перед другими формами правления, а также рассказывают о добродетелях короля Якова I и плодах его правления. По заказу Карла I, сына Якова I, картины были выполнены Рубенсом в Нидерландах, после чего с величайшими предосторожностями, в ящиках перевезены на корабле в Англию, и, с помощью деревянных реек по краям, закреплены на потолке Банкетного зала. Сам Рубенс впоследствии никогда не бывал в Банкетном зале и не видел своих картин, так что остается только удивляться, как он написал картины, предназначенные для размещения на высоте 55 футов, руководствуясь только силой собственного воображения.

В 1635 году расписывать Банкетинг-хаус в Лондон приезжал Рубенс с учениками. Он выполнил плафоны на тему апофеоза короля Якова, которые служат основной достопримечательностью интерьера. В 1698 году Уайтхолльский дворец сгорел и с тех пор не восстанавливался. Из его сооружений уцелел только Банкетный зал, в который после пожара была перенесена дворцовая капелла.

Королева Виктория в 1893 году передала Дом банкетов в распоряжение Королевского консультативного института по вопросам обороны, который намеревался перепланировать внутренние помещения для своих нужд. После вмешательства художественной общественности дело ограничилось облицовкой здания белым известняком. До 1962 года в Доме банкетов помещался музей данного учреждения. Помимо Банкетинг-хауса, в Лондоне сохранилось лишь несколько построек Джонса — Куинс-хаус в Гринвиче, Куинс-чэпел (дворцовая капелла) в Сент-Джеймском дворце и церковь Св. Павла в Ковент-Гардене (так называемая «актёрская церковь»).

• Banqueting House Londres.JPG

  Внутри Банкетного зала

• Banqueting House 803.jpg

  Рубенсовский плафон

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Банкетинг-хаус

Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.