Баптистерий православных

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Баптистерий православных (итал. Battistero degli Ortodossi), иначе Баптистерий Неона (итал. Battistero Neoniano) — баптистерий в Равенне, древнейшее сохранившееся здание города. Один из самых значительных в мире памятников византийской мозаики.





История баптистерия

Восьмиугольный баптистерий был воздвигнут на фундаменте римских терм на рубеже IV и V веков; дату его создания связывают с правлением епископа Равенны Урса. С VI века именовался Баптистерием православных, в отличие от Арианского баптистерия Теодориха. Баптистерий был построен одновременно с кафедральным собором Равенны. Баптистерий получил своё второе название в честь епископа Неона, который украсил его мозаиками в период между 451 и 475 гг. Ныне культурный слой скрывает кирпичные стены здания на высоту в три метра от основания.

В 1996 году баптистерий в составе раннехристианских памятников Равенны был включён в число объектов Всемирного наследия.

Внутреннее убранство

Богатое внутреннее убранство баптистерия имело целью подчеркнуть для верующих особую значимость таинства крещения. Помещение украшено мозаикой, ионическими колоннами (обрамляют оконные проёмы) и горельефами с изображением пророков.

В центре баптистерия расположена восьмиугольная купель (XIII в.) из греческого мрамора и порфира. Она была значительно переделана в XVI веке, но сохранила ряд оригинальных деталей. К ним относится высеченный из цельного куска мрамора амвон V в., стоя на котором священник совершал таинство крещения.

В одной из арок сохранился типичный престол VI века, в другой установлен снятый в 1963 году с крыши баптистерия старинный бронзовый крест.

Мозаики

Византийские мозаики баптистерия перекликаются с античным искусством предыдущих веков. Мозаики разделяются на три цикла: над арками первого яруса строения (растительный орнамент на синем фоне, фигуры пророков), между арками второго яруса (канделябры, престолы, епископские седалища) и подкупольная мозаика.

Общая мозаичная композиция связана с тематикой Небесного Иерусалима. Это подчеркивается венцами в руках апостолов на подкупольной мозаике (символизирует, что они, как изложено в Откровении Иоанна Богослова, сядут на двенадцать престолов судить двенадцать колен Израилевых), четырьмя алтарями и четырьмя изображениями престола уготованного.

Подкупольная мозаика выполнена по сюжету крещения Иисуса Христа. В центре мозаики расположен медальон со сценой крещения. Кроме (изображённого нагим) Иисуса и Иоанна Крестителя в нём присутствует Иордан в образе мужчины, с полотенцем в руках. Вокруг медальона помещены фигуры двенадцати апостолов, на которых нисходит благодатная энергия, изображённая радиальными лучами.

Фигуры апостолов выполнены в полный рост и показаны в движении. Одежда апостолов напоминает хитоны римских патрициев и выполнена только в двух цветах: белом (символизирует свет земной) и золотом (символизирует свет небесный). Лица апостолов обладают ярко выраженной индивидуальностью.

Мозаики второго цикла и горельефы Подкупольная мозаика Амвон и купель

Напишите отзыв о статье "Баптистерий православных"

Ссылки

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 788
[whc.unesco.org/ru/list/788 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/788 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/788 фр.]
  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Баптистерий православных
  • [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=29&chap=4&ch_l2=9 Лазарев В.Н. История византийской живописи (Мозаики Равенны: мавзолей Галлы Плацидии и Баптистерий православных)]

Литература

  • Редин Е.К. Мозаики равеннских церквей. Санкт-Петербург, 1896.
  • Равенна, город искусства (путеводитель). Равенна, 2006 (перевод с итальянского).
  • Бовини Дж. Равенна: искусство и история. Равенна, 2008 (перевод с итальянского).

Координаты: 44°24′56″ с. ш. 12°11′50″ в. д. / 44.41556° с. ш. 12.19722° в. д. / 44.41556; 12.19722 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=44.41556&mlon=12.19722&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Баптистерий православных

Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.