Баранов, Николай Варфоломеевич

Николай Варфоломеевич Баранов
Основные сведения
Место рождения	станция Старосельце, Белостокский уезд, Гродненская губерния, Российская империя
Работы и достижения
Работал в городах	Ленинград, Ярославль
Важнейшие постройки	Петровский (стадион) Финляндский вокзал Спортивно-концертный комплекс «Петербургский»
Награды
Премии
Звания	академик АА СССР

Николай Варфоломеевич Баранов (14 (27) ноября 1909, станция Старосельце, Гродненская губерния — 20 апреля 1989, Москва) — советский архитектор, градостроитель. Народный архитектор СССР (1972).

Биография

В 1931 окончил ленинградский Институт гражданских инженеров. Завершил архитектурное образование в Институте живописи, скульптуры и архитектуры (1932—1934). Учился у Л. А. Ильина, В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейха.

Архитектор, затем руководитель мастерской, главный архитектор института Гипрогор. В 1938—1950 — главный архитектор Ленинграда.

В октябре 1943 года предложил партийным властям блокадного Ленинграда возвратить 20 площадям и улицам города их исторические дореволюционные названия (в т.ч. Дворцовой площади, Невскому проспекту и Садовой улице).

Действительный член Академии строительства и архитектуры СССР, в 1956—1961 — её вице-президент и академик-секретарь. С 1963 — заместитель председателя Комитета по гражданскому строительству и архитектуре при Госстрое СССР.

Профессор Московского архитектурного института с 1956 года.

Работы

Ленинград

• Общегородской центр — Площадь у Дома Советов (1939—1940; соавторы: Е. И. Катонин, А. И. Наумов, А. А. Афонченко, Д. М. Баталов; конкурс открытый);
• Стадион им. В. И. Ленина (1946—1947; соавторы: О. И. Гурьев, Н. Г. Агеева, В. М. Фромзель; построен в 1948—1951);
• Финляндский вокзал (1947 г.);
• Спортивно-концертный комплекс им. В. И. Ленина на проспекте Юрия Гагарина (1980 г.).
• Архитектор памятника А. С. Попову — скульпторы В. Я. Боголюбов и В. В. Исаева (1959; Каменноостровский проспект, в сквере между домами 39 и 41).

Ярославль

• Площадь въезда на Резинокомбинат и здание управления Резинокомбината (1937);
• Жилой массив на проспекте Шмидта в Ярославле (соавторы: И. И. Виноградов, Д. А. Риппа, при участии А. И. Власова; построен в 1937—1938);
• Летний театр в парке на Стрелке (1938; соавтор В. И. Харкевич);
• Здание Обкома КПСС и Администрации Ярославской области (соавторы: Л. В. Малашонок, В. Н. Шестопалов, Л. Я. Савина).

Проекты планировки

• Ярославль — планировка (1935—1938; соавторы: Л. А. Ильин — руководитель, Н. Т. Агеева, А. А. Андрейжкович, В. А. Гайкович; осуществлён частично);
• Баку — планировка (1936—1938; соавторы: Л. А. Ильин — руководитель, В. А. Гайкович);
• Сталинабад — планировка (1936—1938; соавторы: Л. А. Ильин — руководитель, В. А. Гайкович);
• Псков — план восстановления и развития (1945—1946; соавторы: А. И. Наумов, Н. Г. Агеева).

Печатные труды

• Баранов Н. В. Актуальные проблемы планировки и застройки исторических городов : [Доклад] : Всесоюз. науч.-техн. совещ. "Планировка и застройка ист. городов", Ленинград, 21-24 июня 1978 г. — М.: ЦНТИ по гражд. стр-ву и архитектуре, 1978. — 51 с. — 1500 экз.
• Баранов Н. В. Главный архитектор города : Творч. и орг. деятельность. — 2-е изд., доп. — М.: Стройиздат, 1979. — 170 с. — 15 000 экз.
• Баранов Н. В. Силуэты блокады : Записки гл. архитектора города. — Л.: Лениздат, 1982. — 175 с.
• Исторические города СССР : Новое и старое / ЦНИИ теории и истории архитектуры; [Отв. ред. и авт. вступ. ст. Н. В. Баранов; Авт. аннот. А. М. Журавлев и др.].. — М.: Стройиздат, 1987. — 269 с.
• Современное градостроительство. — М.: Стройиздат, 1962.
• Композиция центра города. — М.: Стройиздат, 1965.

Награды

Награждён орденами Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, «Знак Почёта», медалями. Государственная премия СССР (1979).

Адреса в Ленинграде

• 1938 - 1950 --- Марсово поле, 7

Память

• На доме по адресу Марсово поле 7 в 1999 году была установлена мемориальная доска (архитектор Н. Н. Баранов) с ошибкой в тексте: "Здесь жил и работал народный архитектор СССР, академик архитектуры и главный архитектор Ленинграда с 1938 по 1950 год Николай Варфоломеевич Баранов". (Здесь он жил, а работал в Главном архитектурном управлении г. Ленинграда).

Источники

Литература

• Баранов Н. Н. Николай Баранов // Архитекторы об архитекторах. — СПб.: Иван Фёдоров, 1999. — С. 246—267.
• Баранов Н. Н., Исаченко В. Г. Главный архитектор Ленинграда Николай Баранов : Твор. путь и судьба. — СПб.: Стройиздат СПб, 2001. — 125 с. — (К 300-летию Санкт-Петербурга). — ISBN 5-87897-084-8.
• Ежегодник Ленинградского отделения Союза советских архитекторов. — Выпуск 1-2 (XV—XVI). — Л., 1940. — С. 26-29.
• Ленинградский дом Советов. Архитектурные конкурсы 1930-х годов. — СПб.: ГМИСПб., 2006.
• Научно-библиографический архив Академии художеств (НБА АХ).
• Чеканова О. А. Николай Баранов // Зодчие Санкт-Петербурга. XX век. — СПб.: Лениздат, 2000. — С. 340—356.
• Большая советская энциклопедия.

Ссылки

• [sovarch.ru/arch/b/403/ Н. В. Баранов на сайте sovach.ru]
• [archive.is/20121225152259/moscow-tombs.narod.ru/1989/baranov_nv.htm Могила Н. В. Баранова на Кунцевском кладбище Москвы]

Отрывок, характеризующий Баранов, Николай Варфоломеевич

Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.