Бекман, Исаак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бекман, Исаак
Beeckman, Isaac
Научная сфера:

механика, математика, натуральная философия

Научный руководитель:

en:Rudolph Snellius

Известные ученики:

Р.Декарт, Я. де Витт

Исаак Бекман (10 декабря 1588 года, Мидделбург — 19 мая 1637 года, Дордрехт) — голландский механик, математик и натурфилософ, один из выдающихся деятелей научной революции XVII века. К числу основных достижений Бекмана относится одна из ранних формулировок закона инерции, значительная роль в возрождении атомизма, заметный вклад в распространение механистического мировоззрения — философского фундамента классической физики. Бекман был одним из немногих учёных начала XVII века, поддерживавших гелиоцентрическую систему мира и пытавшихся дать причинное объяснение движения планет.





Биография

Исаак Бекман родился в городе Мидделбурге (Нидерланды, провинция Зеландия) в семье убеждённых кальвинистов. После получения начального образования в родном городе был отправлен для изучения теологии, литературы и математики в Лейден. Среди его учителей были выдающиеся учёные Виллеброрд Снелл и Симон Стевин. После завершения образования некоторое время занимался бизнесом, основав завод по изготовлению свечей, где попутно занимался также постановкой различных физических опытов. В 1616 году завод был продан, и Бекман отправился в город Кан (Нормандия), где вплоть до 1618 года изучал медицину. В 1618 году некоторое время жил в городе Бреда, где познакомился с Декартом, на которого оказал большое влияние. В 1618—1619 годах Бекман был помощником ректора в городе Вере, где он принимал участие в астрономических наблюдениях знаменитого астронома Филиппа ван Лансберга. С 1619 по 1620 год работал помощником ректора в Утрехте. С 1620 по 1627 год преподавал в латинской школе в Роттердаме, где он основал технический колледж («Collegium Mechanicum»). С 1627 года вплоть до своей смерти в 1637 году был ректором латинской школы в Дордрехте, где среди его учеников был, в частности, выдающийся голландский государственный деятель Ян де Витт.

Вклад в науку

На протяжении всей своей жизни Бекман размышлял о проблемах физики, механики, математики, натуральной философии. Метод Бекмана заключался в сочетании натурфилософских умозрений, физических экспериментов и широкого применения математики к анализу физических явлений. В начале XVII века этот подход был новаторским.

Результаты своих изысканий Бекман не публиковал, но заносил в личный дневник (так называемый «Журнал»). В 1644 году «Журнал» был частично опубликован братом Бекмана. Последующее изучение «Журнала» в XX веке показало, что Бекман практически полностью отверг учение Аристотеля, которое в то время всё ещё оставалась фундаментом физики, и предложил ряд новых идей, сыгравших значительную роль в научной революции XVII века.

Атомизм

Бекман был одним из первых европейских учёных, возродившим античные представления об атомах.

Принцип инерции

Ещё в 1613 году Бекман отверг средневековую теорию импетуса, согласно которой причиной движения брошенных тел является некоторая сила (импетус), вложенная в них внешним источником[1]. По его мнению, тело продолжает своё движение не потому, что на него действует какая-либо сила (внешняя или внутренняя). Достаточно того, чтобы движению тела ничто не препятствовало:

Камень, брошенный рукой, сохраняет движение не из-за действия некоторой силы, которая его толкает, не из-за боязни пустоты, но потому, что он не может не упорствовать в этом движении, которое возникло благодаря руке, приведшей его в движение… Любая вещь, приведённая в движение, никогда не остановится, если только на неё не действует внешнее препятствие[2].

Это — одна из первых формулировок принципа инерции. Близкие формулировки содержались также у Галилео Галилея. Но даже в своём Диалоге о двух главнейших системах мира (1632) при описании брошенного тела Галилей неоднократно употреблял термины «вложенная сила» и «импетус». Скорее всего, при этом он имел в виду просто скорость или импульс, однако чётко о несуществовании импетуса как особого качества брошенного тела он так и не заявил[3]. Впрочем, в отличие от современных представлений об инерции, Бекман полагал, что приложения силы не требует не только прямолинейное, но и круговое движение[4]. Современная формулировка закона инерции была предложена Декартом, который развил взгляды Бекмана и, вероятно, находился под его большим влиянием[5][6].

Другие достижения в области физики

  • B 1614 году Бекман установил, что частота колебаний натянутой струны обратно пропорциональна её длине[7].
  • В 1615 году Бекман открыл закон истечения жидкости из малого отверстия в открытом вертикальном сосуде: скорость жидкости пропорциональна квадратному корню из высоты воды в сосуде[8]. В 1641 году этот закон был переоткрыт Эванджелистой Торричелли, в честь которого он называется в настоящее время.
  • В 1618 году, независимо от Галилея, Бекман пришёл к выводу, что при свободном падении скорость растёт пропорционально времени, а не пройденному пути, как считало большинство его современников, включая Декарта[9]. Используя метод бесконечно малых величин, он установил, что пройденный при свободном падении путь пропорционален квадрату времени[10].
  • Изучая работу насоса, Бекман в 1626 году пришёл к выводу, что принцип его действия связан не с «боязнью природой пустоты (англ.)», как считали сторонники Аристотеля, а с действием атмосферного давления.

Космология

Начиная с 1616 года, Бекман поддерживает гелиоцентрическую систему мира Коперника. Эстетические аргументы в её пользу, которые приводили многие другие гелиоцентристы того времени, Бекмана не привлекали. Он пытался дать физическое обоснование центрального положения Солнца. Таковым в 1616 году был принцип экономии энергии во Вселенной. По его мнению, световая энергия, излучаемая звёздами, достигает центра мира, где переизлучается Солнцем обратно в направлении звёзд, и т. д.[11] Бекман даже не исключал, что Солнце является не отдельным небесным телом, а всего лишь областью концентрации световой энергии, испускаемой звёздами.

В 1628 году Бекман ознакомился с трудами Кеплера. Он был впечатлён его попыткой построения динамической теории движения тел Солнечной системы. Однако Бекман не был согласен с предположением Кеплера о существовании особой силы, движущей планеты, поскольку согласно его принципу инерции любое тело, начавшее движение, не остановится до тех пор, пока его не остановит какая-то внешняя сила. По его мнению, этот принцип приложим не только к земным телам, но и к планетам. Он полагал, что орбиты планет определяются равновесием двух сил: силой отталкивания от Солнца, возникающей из-за давления солнечных световых лучей, и сила притяжения, возникающая либо из-за давления лучей звезд, либо из-за солнечного магнетизма. Равновесие этих двух сил приводило к тому, что планета удерживалась на определённом расстоянии от Солнца[12]. По мнению Бекмана, все движения планет (в том числе Земли) могут быть математически выведены из принципа инерции и законов движения световых частиц, испускаемых Солнцем[13].

Три года спустя, в 1631 году, Бекман высказал предположение, что планеты формируются из испарений Солнца. Тогда же он увлёкся идеями Галилея о приливах как доказательстве движения Земли, однако попытался учесть тот наблюдательный факт, что приливы связаны с движением Луны. По его мнению, не Луна вызывает приливы, а наоборот, приливы в воздушной оболочке Земли вызывают движение Луны[14].

Как бы ни были наивны космологические теории Бекмана с современной точки зрения, это были одни из первых попыток дать причинное объяснение движений небесных тел на основе одних только принципов механики. Подход Бекмана мог оказать значительное влияние на разработку вихревой теории планетных движений Декарта[15].

Влияние

В 1618 году Бекман познакомился с Рене Декартом, проходившем военную службу в Бреде. Вероятно, Бекман оказал большое влияние на формирование Декарта как учёного. Не исключено, что такие достижения Декарта, как вклад в развитие механистической философии, открытие принципа инерции в его современной формулировке отчасти уходят корнями в его беседы с голландским учёным. Декарт посвятил Бекману своё первое научное сочинение, Трактат о музыке (1618). Хотя отношения двух учёных знали периоды охлаждения (главным образом, по вине Декарта), они оставались в переписке до конца жизни Бекмана. В 1628 и 1629 годах Декарт лично посещал Бекмана в Дордрехте.

К Бекману приезжали и другие выдающиеся европейские учёные того времени. Пьер Гассенди посетил Бекмана в 1629 году. Он называл Бекмана «лучшим философом, которого он когда-либо встречал»[8]. В 1630 году Бекмана посетил Марен Мерсенн, который поддерживал с ним также регулярную переписку.

Напишите отзыв о статье "Бекман, Исаак"

Примечания

  1. Hooper, 1998, p. 149, 164.
  2. Hooper, 1998, p. 163.
  3. Hooper, 1998, p. 162, 170.
  4. Hooper, 1998, p. 163, 172.
  5. Hooper, 1998, p. 149.
  6. Arthur, 2007.
  7. Cohen, 1984, p. 123-127.
  8. 1 2 Hooykaas R., 2012.
  9. Damerow et al., 1992, p. 11, 29.
  10. Dugas, 1955, p. 159.
  11. Vermij, 2002, p. 124.
  12. Schuster, 2005, p. 71-72.
  13. Vermij, 2002, p. 125.
  14. Vermij, 2002, p. 126.
  15. Schuster, 2005, p. 72.

Литература

  • Григорьян А. Т. Механика от античности до наших дней. — М.: Наука, 1974.
  • Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. — М.: Наука, 1987.
  • Яковлев В. И. Предыстория аналитической механики. — Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001.
  • Arthur R. Beeckman, Descartes and the Force of Motion // Journal of the History of Philosophy. — 2007. — Vol. 45. — P. 1-28.
  • Berkel K. van. Isaac Beeckman on Matter and Motion: Mechanical Philosophy in the Making. — Philadelphia: Johns Hopkins University Press, 2013.
  • Boas M. [www.jstor.org/stable/301823 The Establishment of the Mechanical Philosophy] // Osiris. — 1952. — Vol. 10. — P. 412-541.
  • Cohen H. F. Quantifying Music: The Science of Music at the First Stage of Scientific Revolution 1580-1650. — New York: Springer, 1984.
  • De Buzon F. [link.springer.com/chapter/10.1007/978-94-007-4345-8_6 Beeckman, Descartes and Physico-Mathematics] // in: The Mechanization of Natural Philosophy, Boston Studies in the Philosophy and History of Science. — Springer, 2013. — Vol. 282. — P. 143-158. — ISBN 978-94-007-4344-1. — DOI:10.1007/978-94-007-4345-8_6.
  • Damerow P., Freudenthal G., McLaughlin P., Renn J. Exploring the Limits of Preclassical Mechanics. A Study of Conceptual Development in Early Modern Science: Free Fall and Compounded Motion in the Work of Descartes, Galileo and Beeckman. — Springer, 1992.
  • Dugas R. The history of mechanics. — Routlege & Kegan Paul, 1955.
  • Gaukroger S. The Emergence of a Scientific Culture: Science and the Shaping of Modernity 1210-1685. — Oxford University Press, 2007.
  • Hooper W. [cco.cambridge.org/extract?id=ccol0521581788_CCOL0521581788A006 Inertial problems in Galileo's preinertial framework] // The Cambridge Companion to Galileo / Ed. by P. Machamer. — 1998. — P. 146-174. — DOI:10.1017/CCOL0521581788.005.
  • Kubbinga H. H. [www.sciencedirect.com/science/article/pii/0166128088804871 The first "molecular" theory (1620): Isaac Beeckman (1588–1637)] // Journal of Molecular Structure (Theochem). — 1988. — Vol. 181. — P. 205-218.
  • Meli D. B. Thinking with Objects. The Transformation of Mechanics in the Seventeenth Century. — JHU Press, 2006.
  • Palisca C. V. [xtf.lib.virginia.edu/xtf/view?docId=DicHist/uvaBook/tei/DicHist3.xml;chunk.id=dv3-32 Music and Science] // Dictionary of the History of Ideas: Studies of Selected Pivotal Ideas / Ed. by P. P. Wiener. — 1973. — Vol. 3. — ISBN 978-0-684-16424-3.
  • Schuster J. A. 'Waterworld': Descartes’ Vortical Celestial Mechanics—A Gambit in the Natural Philosophical Contest of the Early Seventeenth Century // The Science of Nature in the Seventeenth Century: Patterns of Change in Early Modern Natural Philosophy / Ed. by P. Anstey and J. A. Schuster. — Dordrecht: Kluwer/Springer, 2005. — P. 35-79.
  • Vermij R. [www.dwc.knaw.nl/wp-content/HSSN/2002-1-Vermij-Calvinist%20Copernicans.pdf The Calvinist Copernicans: The Reception of the New Astronomy in the Dutch Republic, 1575—1750]. — Amsterdam: Koninklijke Nederlandse Akademie van Wetenschappen, 2002.
  • Vermij R. Putting the earth in heaven. Philips Lansbergen, the early Dutch Copernicans and the mechanization of the world picture // Mechanics and cosmology in the medieval and early modern period / Ed. by M. Bucciantini, M. Camerota and S. Roux. — Firenze: Biblioteca di Nuncius studi e testi, 2007. — Vol. 64. — P. 121—144.

Ссылки

  • Hooykaas R. [www.encyclopedia.com/topic/Isaac_Beeckman.aspx Beeckman, Isaac] (англ.). Complete Dictionary of Scientific Biography.
  • Van Berkel K. [www.dwc.knaw.nl/wp-content/berkelbio/02.beeckman.pdf Isaac Beeckman] (англ.). Digital Library of the Royal Netherlands. Academy of Arts and Sciences. [www.webcitation.org/6DUdEJOkO Архивировано из первоисточника 7 января 2013].

Отрывок, характеризующий Бекман, Исаак

Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]