Бондарев, Николай Автономович

Николай Бондарев
Имя при рождении:	Николай Автономович Бондарев
Дата рождения:	22 мая 1907(1907-05-22)
Место рождения:	селение Вербово, Подольская губерния, Российская империя (ныне Томашпольский район, Винницкая область, Украина)
Дата смерти:	1976(1976)
Место смерти:	Самара, СССР
Профессия:	театральный режиссёр
Гражданство:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Годы активности:	1937—1976
Театр:	Курский государственный драматический театр имени А. С. Пушкина, Саратовский академический театр драмы имени И. А. Слонова, Приморский краевой академический драматический театр имени Горького
Спектакли:	«Орфей спускается в ад», «Оптимистическая трагедия»
Награды:

Никола́й Автоно́мович Бо́ндарев (22 мая 1907, Вербово, — 1976, Куйбышев) — русский и советский театральный режиссёр. Заслуженный деятель искусств РСФСР

Биография

Николай Бондарев родился в селении Вербово (ныне Томашпольский район Винницкой области). В 1940 году окончил Московский театральный институт.

Приехав в 1937 году в г. Курск, начал под руководством главного режиссёра А. И. Канина с постановки «Ромео и Джульетта» Шекспира. На протяжении 1937—1941 годов поставил такие спектакли, как: «Таня» А. Арбузова, «Мария Тюдор» В. Гюго, «Коварство и любовь» Ф. Шиллера. После Великой Отечественной войны Бондарев вернулся в Курск в 1945 году уже в качестве главного режиссёра и проработал в Курском драматическом театре им. А. С. Пушкина по 1949 год.

Работал в театрах Бузулука и Ташкента.

В период 1954—1957 и 1959—1962 годах был режиссёром Саратовского академического драматического театра. Преподавал в Студии при Саратовском драматическом театре. Среди его учеников — Владимир Аукштыкальнис, Дмитриев, Борис Ефимович, Хромова, Лариса Николаевна.

Также был режиссёром Курского драматического театра им. А. С. Пушкина, Приморского краевого театра драмы.

Среди самых удачных постановок Николая Бондарева:

• «Великий государь» В. Соловьёв
• «Антоний и Клеопатра» Шекспира
• «Барабанщица» А. Салынский
• «Годы странствий» А. Арбузов
• 1957 — «Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневский.
• «Орфей спускается в ад» Теннесси Уильямса

Ссылки

• [www.mke.su/doc/BONDAREV.html БОНДАРЕВ Николай Автономович]

Отрывок, характеризующий Бондарев, Николай Автономович

– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.