Вильгельм (кронпринц Прусский)

Фридрих Вильгельм Виктор Август Эрнст Прусский Friedrich Wilhelm Victor August Ernst von Preußen <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Вильгельм Прусский</td></tr>
кронпринц Германский и Прусский
15 июня 1888 года — 9 ноября 1918 года
Монарх:	Вильгельм II
Предшественник:	кронпринц Вильгельм
Преемник:	должность упразднена
Глава дома Гогенцоллернов
4 июня 1941 года — 20 июля 1951 года
Предшественник:	Вильгельм II
Преемник:	Луи Фердинанд
Рождение:	6 мая 1882(1882-05-06) Потсдам
Смерть:	20 июля 1951(1951-07-20) (69 лет) Хехинген
Место погребения:	замок Гогенцоллерн
Род:	Гогенцоллерны
Отец:	Вильгельм II
Мать:	Августа Виктория
Супруга:	Цецилия Мекленбург-Шверинская
Дети:	Вильгельм Луи Фердинанд Губерт Фридрих Александрина Цецилия
Награды:

Фридрих Вильгельм Виктор Август Эрнст Прусский (Вильгельм III) (нем. Friedrich Wilhelm Victor August Ernst von Preußen; 6 мая 1882, Потсдам — 20 июля 1951, Хехинген) — кронпринц Германский и Прусский. Старший сын германского императора Вильгельма II и его супруги императрицы Августы Виктории.

Последний наследник императорского трона в Германии родился 6 мая 1882 года в Мраморном дворце Потсдама в семье принца Вильгельма (1859—1941), будущего последнего императора Германии Вильгельма II из династии Гогенцоллернов. После смерти деда, императора Фридриха III, в возрасте шести лет стал кронпринцем Германской империи, сохранив за собой этот титул более 30 лет, до падения империи 5 ноября 1918 года.

Воспитание и образование

Кронпринц Вильгельм обучался в Плёне. В возрасте 10 лет в 1892 году записан был в прусскую гвардию. Позднее, выдержав офицерский экзамен, в 1900 году 18-летний кронпринц был произведен в старшие лейтенанты 1-го гвардейского пехотного полка. В 1901-03 годах кронпринц учился в Боннском университете. В 1906—1908 годах и с 1913 года служил в Большом генштабе Германской империи. С октября 1908 года кронпринц являлся командиром 1-го батальона 1-го гвардейского пехотного полка; а с 1911 года — командиром 1-го лейб-гусарского полка в Данциге.

В годы Великой войны

Во время Июльского кризиса 1914 года, предшествовавшего началу Великой войны 1914—1918 гг., кронпринц был противником внешнеполитического курса канцлера Теобальда Бетман-Гольвега (1856—1921).

На Западном фронте

При мобилизации, 2 августа 1914 года Вильгельм был назначен командующим 5-й армией (около 230 тысяч человек и 698 орудий), развертывавшейся в районе Бетенбург-Диденгофен-Мец-Лебах-Саарбрюккен. В состав армии входили V (генерал Г. Штранц), XIII (генерал М. Фабек), XVI (генерал Б. Мудра) АК, V (генерал пехоты фон Гюндель) и VI (генерал пехоты Карл фон Госслер) резервные корпуса, 13-я, 43-я, 45-я, 53-я и 9-я (баварская) ландверные бригады. В полосе армии действовал IV кавалерийский корпус генерал-лейтенанта барона фон Холлена (3-я и 6-я кавалерийские дивизии; около 8,5 тысяч человек и 24 орудия). На пост командующего назначен в целях дезинформации — ввести в заблуждение французское командование о месте главного удара. Войскам же кронпринца Вильгельма предназначалась вспомогательная роль. К 20 августа армия вышла на линию Эталь-Лонгви-Афсвейлер. Во время Пограничного сражения не получил определенных оперативных указаний и должен был действовать по обстановке. 22 августа 1914 года в районе Лон’ви вступил в бой с 3-й французской армией, к 25 августа разбил её и вышел на линию Монмеди и южнее. 26 августа, вследствие усталости войск, приостановил наступление. 27 августа получил директиву наступать на линию Шалон-сюр-Марн - Витри-ле-Франсуа с задачей окружить крепость Верден. Во время сражения на Марне получил задачу вместе с 3-й и 4-й армиями продолжать наступление в южном и юго-восточном направлениях и вместе с 6-й армией окружить французские войска южнее крепости Верден. Вел бои без достаточно ощутимых результатов. После отхода 1-й, 2-й и 3-й армий 11 сентября армия кронпринца Вильгельма также отведена в северном направлении.

Командующий армиями

В ходе наступления союзников в Шампани (сентябрь-октябрь 1915) на позиции армии кронпринца Вильгельма наступала 3-я французская армия, однако французы натолкнулись на сильное сопротивление и были вынуждены приостановить наступление. Однако кронпринц Вильгельм не предпринял попыток контратаки, так как по оперативному плану он должен был начать наступление лишь после выхода 2-й и 4-й армий к Эне. С 1 августа 1915 года командующий группой армий «Кронпринц Вильгельм», находившейся в центре германского Западного фронта. Фактически руководство операциями сосредоточилось в руках его начальника штаба генерала Фридриха фон дер Шуленбурга. 22 августа 1915 года награждён орденом Pour le Merite. На посту командующего армией кронпринц Вильгельм оставался до 25 ноября 1916 года.

Осаждая Верден

В 1916 году на армию кронпринца Вильгельма возложено ведение Верденской операции (21 февраля — 18 декабря). Перед началом операции армия усилена свежими корпусами и артиллерией. Кронпринц Вильгельм и его штаб выдвинули план прорыва обороны на правом и левом берегах Мааса, однако генерал Фалькенгайн его отклонил. Для проведения прорыва на участке Коневуа-Орн ударная группа (VII резервный корпус, III и XVIII АК) развернута от Мааса до Гремили. XV АК наносил вспомогательный удар, VI резервный корпус прикрывал правый фланг. На завершающем этапе к операции привлекалась группа Генриха фон Штранца (усиленная резервным корпусом). Для удара по Вердену сосредоточено было 1204 орудия (в том числе 654 тяжелых и 29 сверхтяжелых) и 202 миномета (в том числе 32 тяжелых). Для первого удара выделено было 9 новых отдохнувших и хорошо подготовленных дивизий. 21 февраля 1916 года с 8 час. 12 мин. до 9 час. прошла артиллерийская подготовка, в 16 час. 45 мин. в атаку пошла пехота. За первые два дня операции германские войска добились незначительных успехов: VII резервный корпус занял населенные пункты Омон и Самонье, III АК — лес Эрбэбуа. 25 февраля 1916 года взят форт Дуомон, а 27 февраля — Веврейская долина. В конце февраля — начале марта 1916 года французскому командованию удалось резко (почти в 2 раза) увеличить число своих сил в районе наступления, главным образом с помощью автотранспортных перевозок. С 5 марта кронпринц Вильгельм перенес фронт атаки на левый берег Мааса, передав руководство группе генерала фон Гальвица. Однако начавшееся 1 июля сражение на Сомме вынудило германское командование снять часть сил из-под Вердена, тем самым, ослабив 5-ю армию. С августа инициатива перешла к союзникам. 2 сентября 1916 года приказом Гинденбурга Верденская операция прекращена, немцы перешли к обороне, а французы, скоцентрировав людей и ресурсы, наоборот, в наступление, которое оказалось успешным — уже 2 ноября года сданы были французам форты Дуомон и Во.

Награды и назначения

30 июля 1916 года был назначен шефом 6-го егерского батальона, и 19-го гусарского полка, а 24 марта 1918 года — командиром 1-го гренадерского полка. 8 сентября 1916 года кронпринц Вильгельм получил дубовые ветви к ордену Pour le Merite, а 27 января 1917 года пожалован чином генерала пехоты.

Последний успех в обороне

Перед началом Апрельского наступления союзников в 1917 году группа армий кронпринца Вильгельма включала 7-ю, 1-ю и 3-ю армии и занимала фронт от Суассона до крепости Верден. Главный удар англо-французские войска (59 пехотных и 7 кавалерийских дивизий, 5 тысяч орудий, 1000 самолетов, 200 танков) наносили на участке 7-й армии (27 дивизий, 2431 орудие, 640 самолетов). 16 апреля 1917 года союзники перешли в атаку, но, попав под заградительный огонь, были отброшены назад. Неудачное применение танков привело к потере более половины их числа. После получения сведений о потерях операция была приостановлена 20 апреля.

Наступление 1918 года

К началу 1918 года группа армий кронпринца Вильгельма (18-я, 7-я, 1-я и 3-я армии) занимала фронт от Сен-Кантона до Аргонн. 18-я армия приняла участие (выполняя вспомогательную функцию) в наступлении в Пикардии (21 марта — 5 апреля 1918). 27 мая — 13 июня 1918 года группа армий силами 18-й, 7-й и 1-й армий провела наступление на Эне. 27 мая 1918 года силами 34 дивизий, 5263 орудий (в том числе 1631 тяжелых) и 1233 минометов нанесен был удар по позициям союзников. 29 мая германские войска нанесли удар под Суассоном и к 5 июня углубились во французские расположения на 60 км (до Парижа оставалось около 70 км). В этой операции германские потери составили 98 тысяч человек (союзников — 127 тысяч человек). 9-13 июня 18-я армия провела, в ходе операции, наступление на Компьен, но была остановлена, потеряв 25 тысяч человек (потери французской армии — 40 тысяч человек). В июле 1918 года германское командование перед наступлением во Фландрии решило провести наступление в районе Реймса, выделив для этого 7-ю, 1-ю и 3-ю армии группы армий кронпринца Вильгельма. 7-я армия должна была форсировать Марну в районе Дорман и наступать на восток в направлении на Эперне. 1-я и 3-я армии получили задачу прорывать фронт восточнее Реймса, форсировать Ведь и наступать на Шалон. На участке Шато-Тьерри-Массаж (88 км) для проведения наступления сосредоточено 48 дивизий, 6353 орудия, 2200 минометов (противник — 4-я, 5-я и 6-я франц. армии — имели 36 дивизий и 3080 орудий). Получив информацию о готовящемся наступлении французское командование в ночь на 15 июля провело мощную предупредительную артиллерийскую подготовку. В тот же день 7-я армия начала форсировать Марну, что удалось лишь с большими потерями. Одновременно 1-я и 3-я армии, не встречая серьёзного сопротивления, начали продвижение, но вскоре были остановлены, французской артиллерией. Попытки продолжить наступление 16 и 17 июля успеха не имели. 16 июля 1918 года остановлено наступление 1-й и 3-й армий, а 20 июля 7-я армия отведена на северный берег Марны.

Изгнание, политическая карьера и кончина

После подписания перемирия 11 ноября 1918 года кронпринц Вильгельм вынужден был сложить с себя командование и поселиться в изгнании в г. Остерланде на острове Вириген в Нидерландах, где тогда же укрылся и последний император Германии Вильгельм II. 1 декабря 1918 года кронпринц Вильгельм окончательно отрёкся от своих прав на престол Германии. 9 ноября 1923 года кронпринц Вильгельм получил разрешение жить в Германии и поселился в своём имении близ Потсдама. В 1932 году во время президентских выборов в рейхстаг он выступил в поддержку Адольфа Гитлера. Посланный Гитлером в Нидерланды Геринг затронул в беседе с Вильгельмом и его супругой вопрос о возможности возвращения престола Гогенцоллернам. Гитлер, несомненно, был заинтересован в поддержании связей и с экс-кронпринцем, придававшим нацистской партии всё большее значение по мере роста её популярности среди избирателей. Потерпев неудачу с попыткой выдвижения собственной кандидатуры на выборах в рейхстаг 1932 г., экс-кронпринц призвал избирателей отдать голоса Гитлеру, неоднократно выступал в поддержку национал-социалистов и побуждал отца заявить о своих симпатиях к фюреру, однако кронпринц вскоре разочаровался в нём, так как Гитлер вовсе не собирался реставрировать монархию, хотя ещё в 1925 г. Гитлер убеждал Вильгельма, что усматривает «в восстановлении монархии венец своих стремлений». В 1945 году кронпринц Вильгельм был интернирован французскими войсками, однако после окончания Второй мировой войны был отпущен на свободу. Кронпринц Вильгельм являлся автором мемуаров: «Воспоминания о моей жизни» (1922) и «Мои воспоминания о германских военных действиях» (1922). Последний кронпринц Германской империи скончался на 69-м году жизни 20 июля 1951 года от сердечного приступа в Хехингене в Баден-Вюртемберге.

Семья и потомки

6 июня 1905 года 23-летний кронпринц Вильгельм вступил в брак с принцессой Цецилией Августой (1886—1954). От этого брака на свет появилось шестеро детей: четыре сына и две дочери.

• Вильгельм (1906—1940), отказавшийся от прав на престол Германии после вступления в морганатический брак в 1933 году. Погиб в Бельгии в начале Второй мировой войны.
• Луи Фердинанд (1907—1994), один из наиболее известных представителей Гогенцоллернов в послевоенное время.
• Губерт (1909—1950)
• Фридрих (1911—1966)
• Александрина (нем. Alexandrine Irene Prinzessin von Preußen) (1915—1980); страдала синдромом Дауна.
• Цецилия (1917—1975)

Только второй сын кронпринца Вильгельма принц Луи Фердинанд создал династический брак, женившись 2 мая 1938 года на княжне Кире Кирилловне (1909—1967), второй дочери великого князя Кирилла Владимировича (1876—1938). Так императорские Дома Гогенцоллернов и Романовых вторично породнились династическими узами. От этого брака на свет появилось семеро детей — внуков и внучек кронпринца Вильгельма: четыре принца и три принцессы, из которых трое — принцессы Кира Мелита (р. 1930) и Мехтильда (р. 1936), а также принц Фридрих Вильгельм (р. 1938) здравствуют и поныне.

Литература

• Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М.: АСТ, 2003. — 896 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-06895-1.
• Кто наследник Российского престола? / М. Назаров
• [www.vuzlib.net/beta3/html/1/34731/34891/ Гогенцоллерны и нацизм]
• [patrio.org.ru/index.php?showtopic=744 Андреевский кавалер — кронпринц Германии Вильгельм Фридрих Виктор Август Эрнст Гогенцоллерн]

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=6KVHLjnP_UA Кронпринц дает интервью] на YouTube (недоступная ссылка)
• [youtube.com/watch?v=JIvNcgSnlY0 Кронпринц с семьей] на YouTube (недоступная ссылка)

Отрывок, характеризующий Вильгельм (кронпринц Прусский)

– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.