Гинденбург (дирижабль)

LZ 129 «Гинденбург» (нем. Hindenburg) — жёсткий дирижабль, построенный в 1936 году в Германии. Был самым большим в мире из созданных до того времени дирижаблей (по объёму незначительно уступал последнему классическому цеппелину LZ 130 (нем.), 1938). Своё название воздушный корабль получил в честь рейхспрезидента Германии Пауля фон Гинденбурга.

6 мая 1937 года, завершая очередной трансатлантический рейс, при выполнении посадки на главной воздухоплавательной базе военно-морских сил США в Лейкхерсте (40°01′49″ с. ш. 74°19′33″ з. д.40.03028° с. ш. 74.32583° з. д. / 40.03028; -74.32583   ) наполненный пожароопасным водородом «Гинденбург» загорелся и потерпел катастрофу, в результате которой погибло 35 из 97 находившихся на его борту человек, а также один член наземной команды. И хотя по количеству жертв «Гинденбург» не является крупнейшей катастрофой дирижабля, гибель этого воздушного корабля получила большой резонанс.

История постройки и оснащение

Строительство LZ 129 «Гинденбург» было начато в 1931 году и заняло около 5 лет. Первый полёт дирижабля состоялся 4 марта 1936 года.

На момент постройки это было самое большое воздушное судно — 245 метров в длину с максимальным диаметром 41,2 метра; 200 000 кубометров газа в баллонах (объём выполненного; номинальный объём — 190 000 м³). Цеппелин был оснащён четырьмя дизельными двигателями «Даймлер-Бенц» LOF-6 эксплуатационной мощностью 800—900 л. с. и максимальной мощностью 1200 л. с. каждый. Для хранения 60 тонн топлива, необходимого для работы двигателей, использовались баки ёмкостью до 2 500 литров (в предыдущих моделях использовались лишь баки ёмкостью около 400 литров). «Гинденбург» был способен поднять в воздух до 100 тонн полезной нагрузки, 50 пассажиров и развивал скорость до 135 километров в час.

Причиной большого размера LZ 129 было запланированное использование в качестве несущего газа гелия, который должен был заменить использовавшийся ранее легковоспламеняемый водород. Строительство исходно планировавшегося в качестве преемника популярного LZ 127 «Граф Цеппелин» водородного цеппелина LZ 128 (нем.) не было завершено после катастрофы британского дирижабля R101, при которой 48 из 54 человек, находившихся на борту погибли из-за воспламенения вытекшего водорода. В то время единственным поставщиком гелия были США, в которых действовало эмбарго на его экспорт (Helium Control Act 1927 года). Тем не менее Хуго Эккенер, обсуждавший этот вопрос в 1929 году даже с президентом США в Белом доме, при планировании дирижабля исходил из того, что гелий для дирижабля будет получен. После прихода к власти в Германии НСДАП Национальный совет по контролю за военными товарами (англ. National Munitions Control Board) отказался снять запрет на экспорт. В результате «Гинденбург» был модифицирован для использования водорода.

В корпусе дирижабля имелся ресторан с кухней, на палубе А были оборудованы две прогулочных галереи с наклонными окнами. Ввиду ограничений по весу, вместо ванн предлагался душ, и все, что можно, было сделано из алюминия, в том числе специально изготовленный для салона дирижабля рояль.

Перед посадкой пассажиры и члены экипажа были обязаны сдавать спички, зажигалки и прочие устройства, способные вызвать искру. Несмотря на такие жёсткие ограничения, на «Гинденбурге» была оборудована специальная комната для курения. В помещении для курения находилась единственная на борту электрическая зажигалка. Для обеспечения пожаробезопасности в комнате постоянно поддерживалось небольшое избыточное давление, что препятствовало проникновению в неё водорода, а попасть в комнату можно было через воздушный шлюз.

Зимой 1936-37 пассажирские купе и общественные помещения дирижабля были модернизированы, что позволило увеличить вместимость с 50 до 72 пассажиров.

История полётов

«Гинденбург» впервые поднялся в воздух во Фридрисхафене 4 марта 1936 года. До 23 марта он выполнил ещё 5 пробных полётов, а 26—29 марта совершил свой первый рекламный полёт с 59 пассажирами на борту. Свой первый коммерческий рейс с 37 пассажирами, 61 килограммом почты и 1269 кг груза цеппелин совершил 31 марта — 4 апреля в Южную Америку. В мае 1936 года «Гинденбург» начал использоваться для регулярного пассажирского сообщения через Атлантику. В июне и июле он совершил 4 дальних рейса. 14 сентября 1936 года «Гинденбург» предпринял однодневный рейс в Нюрнберг, затем — на восточное побережье США. До декабря дирижабль совершил ещё 3 полёта в Рио-де-Жанейро и Ресифи. К концу года «Гинденбург» выполнил 10 коммерческих рейсов в Лейкхерст (США). Дирижабль был популярным средством пересечения Атлантики — почти все его рейсы были полностью раскуплены.

После зимней модернизации дирижабль совершил 16—27 марта полёт над южной Атлантикой в Бразилию. Через несколько дней после этого он выполнил рекламный полёт над Рейнландом и западной Германией.

В общей сложности дирижабль совершил 63 полета.

Крушение «Гинденбурга»

В свой последний полёт «Гинденбург» отправился вечером 3 мая 1937 года. На борту было 97 пассажиров и членов экипажа, стоимость билетов для которых равнялась приблизительно четырёмстам долларам. В багажных отделениях было около 17 609 почтовых отправлений, 148 килограммов груза и 879 килограммов багажа. В гондоле управления занимал своё место капитан корабля — Макс Прусс, ветеран Первой мировой войны.

Вылетев из Германии в 20:15 CET и преодолев Атлантику, 6 мая 1937 года «Гинденбург» показался над Манхэттеном. Желая угодить пассажирам и продемонстрировать американцам дирижабль, капитан корабля провёл цеппелин настолько близко к смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинг, что пассажиры и посетители площадки могли помахать друг другу.

Покружив над городом, дирижабль направился в сторону базы Лейкхерст, где он должен был совершить посадку, и к 16:00 прибыл к ней. Однако с запада к посадочному полю приближался обширный грозовой фронт, и начальник базы, известный дирижаблист Чарльз Розендаль, не рекомендовал капитану Пруссу выполнять посадку. Некоторое время цеппелин двигался вдоль побережья, ожидая разрешения на посадку, в то время как грозовой фронт плавно уходил на север. В 18:12 «Гинденбург» получил радиограмму из Лейкхерста с сообщением о том, что погодные условия допускают посадку и снова взял курс на базу. В 19:08 он получил ещё одно сообщение из Лейкхерста с рекомендацией провести посадку как можно скорее.

В 19:11 дирижабль снизился до 180 метров. С земли репортаж о прибытии дирижабля вёл американский журналист Герберт Моррисон. В 19:20 дирижабль уравновесили, после чего с его носа сбросили причальные канаты. В 19:25 в районе кормы, перед вертикальным стабилизатором над 4-м и 5-м газовыми отсеками, произошло возгорание. В течение 15 секунд огонь распространился на 20-30 метров в сторону носовой части цеппелина, после чего прозвучал первый взрыв. Через полминуты после возгорания «Гинденбург» упал на землю рядом со швартовочной мачтой.

Версии крушения

• Согласно официальному отчёту немецкой следственной комиссии, расследовавшей катастрофу, в хвостовой части корпуса мог произойти обрыв одной из стальных проволочных расчалок, проходивших в виде сети по внутренней части каркаса и служивших для передачи на каркас давления газовых баллонов. В результате разрыва был повреждён 4-й или 5-й внутренний газовый баллон, заполненный водородом, что вызвало утечку газа и образование в пространстве между баллонами и наружной оболочкой взрывоопасной смеси с атмосферным воздухом. После сбрасывания посадочных канатов оболочка дирижабля из-за худшей электропроводности её материала была заземлена хуже, чем его корпус. Это привело к возникновению разности потенциалов между частями наружной оболочки и каркасом. В условиях повышенной влажности участков оболочки, вызванной предшествовавшим аварии проходом дирижабля через грозовой фронт, эта разница потенциалов вызвала искру, воспламенившую образовавшуюся воздухо-водородную смесь. К сходным выводам пришли и американские эксперты.

• Согласно впервые выдвинутой американским историком-любителем Адольфом Хёлингом версии, «Гинденбург» был уничтожен взрывом мины с часовым механизмом. Эта мина была установлена техником Эриком Шпелем (Erik Spehl) на дне баллона № 4. Взрыв должен был произойти после причаливания, когда пассажиры должны были покинуть дирижабль. Но так как «Гинденбург» сделал «лишний» круг, часовой механизм сработал до их высадки. Сам же Шпель выпрыгнул из горящего дирижабля, но вскоре скончался в госпитале от полученных ожогов. Этой же версии придерживался бывший начальник IV управления РСХА (гестапо) Генрих Мюллер.

Последствия

Жертвы

При крушении погибли 36 человек: 13 пассажиров, 22 члена экипажа и один сотрудник наземной службы. Многие из них погибли в огне или задохнулись угарным газом, а некоторые успели выпрыгнуть из горящего дирижабля, но разбились насмерть. Непосредственно жертвами крушения стали 10 пассажиров и 16 членов экипажа:

• пассажиры:
  • Биргер Бринк
  • Бёртис Джон Долан
  • Эдвард Дуглас
  • Эмма Паннс
  • Эрнст Рудольф Андерс
  • Фриц Эрдманн
  • Герман Дёнер
  • Джон Паннс
  • Мориц Файбуш
  • Отто Райхольд
• члены экипажа:
  • механик Альберт Хольдеррид
  • авиамоторист Альфред Штокль
  • механик Алоиз Райзахер
  • стюардесса Эмилия Имохоф
  • старший лифтёр Эрнст Гухель
  • электрик Эрнст Шлапп
  • радист Франц Айхельманн
  • помощник повара Фриц Флакус
  • главный механик Йозеф Шрайбмюллер
  • главный монтажник Людвиг Кнорр
  • бармен Макс Шульце
  • помощник повара Рихард Мюллер
  • механик Роберт Мозер
  • авиамоторист Руди Биалас
  • инженерный офицер Вильгельм Диммлер
  • механик Вилли Шеф

Часть команды во главе с капитаном воздушного судна Максом Пруссом были прижаты к земле пылающими обломками горящего корпуса. Сильно обожженным, им все же удалось выбраться из-под обломков, но шестеро из них умерли на следующий день от ожогов и полученных при падении травм. Эту же участь разделили трое пассажиров и гражданский сотрудник на земле:

• гражданский сотрудник Аллен Хагеманн (на земле)
• пассажиры:
  • Эрик Кнохер
  • Ирэн Дёнер
  • Отто Эрнст
• члены экипажа:
  • рулевой Альфред Бернхардт
  • монтажник Эрих Шпель
  • директор по операциям, управляющий компании «Deutsche Zeppelin Reederei» Эрнст Леманн
  • заместитель лифтёра Людвиг Фельбер
  • механик двигателя Вальтер Банольцер
  • главный радист Вилли Шпек

Спасшиеся

Капитан Макс Прусс чудом выжил, несмотря на серьёзные ожоги: его сумел достать помощник Альберт Шаммт. У Прусса обгорело лицо, и только спустя несколько месяцев после серии пластических операций Прусс выписался из больницы. Несколько человек также спаслись благодаря везению: помощник стюарда 14-летний Вернер Франц чудом остался в живых, поскольку на него случайно вылилась канистра воды, потушившая огонь вокруг него. В последний момент Францу удалось выпрыгнуть из горящего дирижабля, причём мальчик не получил никаких ожогов или травм. До своей смерти 13 августа 2014 года на 93-м году жизни Франц оставался последним жившим членом экипажа «Гинденбурга». Последним ныне живущим пассажиром, спасшимся при крушении, является Вернер Дёнер (род. 1928), инженер-электрик на пенсии. Ему было 8 лет на момент крушения: мать сумела вытолкнуть Вернера и его брата из дирижабля, а после сама выпрыгнула. Отец Герман и сестра Ирэн погибли при крушении: Ирэн испугалась прыгать, и хотя её достали из дирижабля, на следующий день она умерла от ожогов.

Всего от гибели спасся 61 человек.

Конец эры дирижаблей

Крушение «Гинденбурга» фактически стало концом коммерческого использования дирижаблей в транспортных целях. «Deutsche Zeppelin Reederei» отменила все запланированные рейсы в США и Бразилию. Правительство Германии запретило пассажирские перевозки на воздушных судах, разрешения выдавались только для перевозки почты и посещения авиашоу на территории Германии. Заграничные полёты с любыми целями были запрещены.

18 июня 1937 года LZ 127 «Граф Цеппелин» был переведён во Франкфурт, где был размещён в качестве огромного музейного экспоната на выставке, посвящённой графу фон Цеппелину и его работам. Следующий дирижабль в серии, LZ 130 (нем.), хотя и был достроен, однако использовался только в военных и пропагандистских целях. Весной 1940 года по приказу министра авиации Германа Геринга оба дирижабля были отданы на слом.

Влияние в культуре

• Легендарная британская хард-рок-группа «Led Zeppelin» получила своё название в честь «свинцового дирижабля» («lead zeppelin»). На обложке дебютного альбома группы «Led Zeppelin» (1969) помещено фото горящего цеппелина «Гинденбург».
• В американском телесериале «Секунды до катастрофы» 12-й выпуск 2-го сезона был посвящён расследованию крушения «Гинденбурга».
• В документальном сериале «Жизнь после людей» во 2-м сезоне в 15-м выпуске показана выцветшая фотография дирижабля «Гинденбург» через 300 лет после исчезновения людей, хранившаяся в архиве имени Отто Беттмана.
• В кинофильме "Сила воли" 2016 Стивена Хопкинса на 01:29:19 секунде фильма, дирижабль "Hindenburg" пролетает над Олимпийским Стадионом в Берлине (во время Летних Олимпийских игр 1936), за год до крушения.
• В американском сериале Вне времени (Timeless) 1 серия 1 сезона герои отправляются в прошлое в момент крушения "Гинденбурга" для того, чтобы поймать опасного террориста, задумавшего изменить ход истории.
• В 2011 году вышел фильм "Гинденбург: Последний полёт". Фильм длится чуть больше 3х часов.

Литература

• Dick H. G., Robinson D. H. The golden age of the great passenger airships Graf Zeppelin and Hindenburg. — Washington, D.C.; London: Smithsonian Institution Press, 1985. — 226 p. — ISBN 0-87474-364-8.
• Tittel L. LZ 129 „Hindenburg“. — 4., überarbeitete Auflage. — Friedrichshafen: Zeppelin-Museum Friedrichshafen, 1997. — 80 S. — ISBN 3-926162-55-4.
• Kleinheins P. Die großen Zeppeline: die Geschichte des Luftschiffbaus. — 3., überarbeitete Auflage. — Berlin; Heidelberg; New York: Springer, 2005. — 273 S. — ISBN 3-540-21170-5.
• [lz127grafzeppelin.blogspot.com/2009/05/zeppelin-weltfahrten-band-3-lz-129.html LZ 129 Hindenburg]. — Dresden, 1937. — Bd. 3. — (Zeppelin-Weltfahrten). (см. также [lz127grafzeppelin.blogspot.com/2009/06/lz-129-hindenburg-parte-1.html иллюстрации из книги] в улучшенном качестве)
• [ods3.schule.de/bics/son/verkehr/flugzeug/geschich/zeppelin/Lakehurst2.htm Bericht des deutschen Untersuchungsausschusses] (нем.) (1937). — Отчёт немецкой следственной комиссии. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6EzVx4J2h Архивировано из первоисточника 9 марта 2013]. (см. также 2 схемы из отчёта в нижней части [www.sweet-dreamworld.de/zeppelin1-geschichte.htm данной страницы])

Ссылки

• [www.nlhs.com/hindenburg.htm Navy Lakehurst Historical Society]  (англ.)
• [www.airships.net/hindenburg Airships.net: LZ-129 Hindenburg]  (англ.)
• [spot.colorado.edu/~dziadeck/zf/LZ129fire.htm Hindenburg Hydrogen Fire]  (англ.)
• [facesofthehindenburg.blogspot.com/2008/10/lets-begin.html Faces of the Hindenburg]  (англ.)
• [www.answerbag.com/a_view/5214474 How many people on the Hindenburg survived? How did they manage to do so?]  (англ.)
• [www.seefunknetz.de/lz129.htm H. Busch: Funkausrüstung und Peilsystem des LZ 129]  (нем.)
• [rutube.ru/tracks/122359.html Секунды до катастрофы: Дирижабль «Гинденбург»] (фильм, 3/4 часа)
• [www.youtube.com/watch?v=CgWHbpMVQ1U Оригинал видеорепортажа о катастрофе] от компании Pathé  (англ.)
• [iconicphotos.ru/files/Hindenburg-infographic-big.png «Конец эпохи дирижаблей», инфографика]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Гинденбург (дирижабль)

Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!