Гоппер, Карлис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карлис Гоппер
латыш. Kārlis Goppers
Дата рождения

21 марта (2 апреля) 1876(1876-04-02)

Место рождения

Планьская волость,
Лифляндская губерния,
Российская империя
(ныне Стренчский край Латвия)

Дата смерти

25 марта 1941(1941-03-25) (64 года)

Место смерти

Улброка, Стопиньский край,
Латвия, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
Белое движение
Латвия

Годы службы

18931917
19181920
19201934

Звание

полковник (Российская империя),
генерал-майор (Белое движение),
генерал (Латвия)

Командовал

7-й Баускский латышский стр.полк
1-я латышская стр. бригада (РИА)
21-я стрелковая дивизия 11-го Яицкого корпуса Южной армии
Видземская дивизия
Имантский полк

Сражения/войны

Первая мировая война,
Гражданская война в России

Награды и премии

Оружие:

Связи

жена Вера Пайевска, дети: Микелис, Татьяна и Сергей

В отставке

начальник латвийских скаутов.

Карлис (Карл Иванович) Гоппер (латыш. Kārlis Goppers) (2 апреля 1876[1][2], Планская волость, Лифляндская губерния, Российская империя — 25 марта 1941, Улброка, Латвийская ССР, СССР) — военный деятель России и Латвии. Трижды георгиевский кавалер. Полковник РИА, генерал-майор при Колчаке, генерал Латвии.





Биография

Карлис Гоппер родился в хозяйстве Маскату 21 марта (2 апреля1876 года. Родители были из крестьян Лифляндской губернии. Получил общее домашнее образование. 17 февраля 1893 году вступил в службу вольноопределяющимся 2-го разряда во 2-й Ковенский крепостной пехотный батальон. 3 июля 1894 года произведён в младшие унтер-офицеры после окончания учебной команды. 31 августа 1894 года поступил и 10 августа 1896 года окончил Виленское военное училище, выпущен по 1-му разряду подпрапорщиком в 97-й пехотный Лифляндский полк в Двинск. Затем служил в 189-м пехотном резервном Белгорайском полку, а в 1905 году — в 183-м пехотном Пултуском полку. В марте 1916 года получил чин полковника, с 25 ноября того же года — командир 7-го латышского Баусского стрелкового полка. С 16 февраля 1917 — командующий 1-й латышской стрелковой бригадой. В октябре 1917 года был представлен к чину генерал-майора, но из-за октябрьского переворота получить его не успел. За годы Первой мировой войны был трижды ранен.

В июле 1917 года совместно с полковником Ф. А. Бредисом выступил с инициативой создания латышской военной земляческой организации — «Национального союза латышских воинов». В августе 1917 года группа Гоппера-Бредиса участвовала в походе генерала Лавра Корнилова на Петроград. В октябре 1917 года выступил активным противником взятия власти большевиками в Петрограде. В ноябре группа Гоппера-Бредиса установила контакт с Борисом Савинковым, которому предложила возглавить созданную ими организацию «Союз защиты Родины и Свободы» (начальником штаба этой организации он сам являлся до середины апреля 1918 года).
До 9 мая 1918 находился в г. Сызрань, встал на армейский учёт как бывший полковник императорской армии. Телеграммой за № 97 Ярославского Окружного военрука Генерального штаба Ливенцева и комиссара Аркадьева[3] был вызван для переговоров в г. Ярославль. Приказом за № 64 от 7-го июня 1918 назначен начальником вновь формируемой Ярославской дивизии РККА, причём кандидатуру последнего уже успел утвердить Высший Военный Совет РККА[4]. До 19-го июня 1918 Гоппер находился при исполнении возложенных обязанностей, пока не был распознан военкомом Ярославского округа Нахимсоном, — бежал[5].
Участник Ярославского восстания. После его разгрома перебрался на Волгу и вступил в Народную армию Самарского Комуча. Назначен гл. комендантом штаба войск Директории в Уфе. В ноябре 1918 — феврале 1919 — в резерве чинов. Генерал-майор (февраль 1919). С февраля 1919 года занимался формированием 21-й Яицкой стрелковой дивизии (81-й, 82-й, 83-й и 84-й стр. полки) в г. Троицке Оренбургской губ. До 23.09.1919 — начальник этой дивизии в составе 11-го Яицкого армейского корпуса Южной армии генерала П. А. Белова. Принимал участие в боях на р. Большой Ик (май 1919), у дер. Красная Мечеть (июль 1919), под Авзяно-Петровским заводом (июль 1919), станицами Кизильской и Великопетровской (август 1919), гг. Орском и Актюбинском (август-сентьябрь 1919). После назначения командующим Южной армии генерала А. И. Дутова и расформирования корпуса дезертировал из армии и уехал в Омск, откомандировав заблаговременно из дивизии всех офицеров-латышей в числе 15 человек.

Прибыл в Омск в конце октября 1919 года, перешёл на французскую службу и 1 ноября был назначен командиром Имантского латышского полка (подчиненного французскому командованию), с которым перед вступлением красных в Омск уехал во Владивосток. В 1920 года из Владивостока в составе латышского Имантского полка вернулся в Латвию, где служил начальником Видземской дивизии. В апреле 1934 года, в преддверие военного переворота, совершенного К. Ульманисом, вышел в отставку. Принимал активное участие в деятельности общества латышских стрелков и в скаутском движении.

30 сентября 1940 года был арестован НКВД, осужден к ВМН по статье 58 ч.ч. 2, 4, 10, 11, 13 УК РСФСР и расстрелян в пригороде Риги.

Останки Гоппера были опознаны в общей могиле в Улброке и 6 мая 1944 года перезахоронены на Рижском братском кладбище под скульптурой Матери — Латвии. Насколько известно, это место захоронения сохранялось на протяжении всего советского периода — с 1944 по 1990-е годы. Сердце генерала в соответствии с его завещанием 7 мая 1944 года было похоронено на кладбище в Трикате (на «малой родине» Карлиса Гоппера)[6].

Награды

...Карлу Гопперу за то, что, командуя в бою с 18 на 19 октября 1914 г. на левом берегу р. Сана пятью ротами под сильнейшим огнём противника на открытой местности, личным примером мужества увлёк вверенные ему роты, довёл их до удара в штыки и овладел двумя линиями окопов...
(ВП по в.в. к № 1285 «Развъдчика»)

К. Я. Гоппер стал одним из 72-х георгиевских кавалеров Первой мировой войны, удостоенных 3-й степени ордена Святого Георгия (подобное награждение явилось единственным для латышей и достаточно редким в практике награждения офицеров в чине полковника в 1914—1918 годы: таковых в списке из 72-х награждённых только 10).

По общему числу боевых наград за Первую мировую войну он также является лидером среди всех виленских выпускников[7].

Сочинения

  • Strēlnieku laiki. — Rīga, 1931.
  • Četri sabrukumi. / Четыре катастрофы: Воспоминания. — Rīga, 1935[8]
  • Krusttēvs Oskars. Atmiņas par draugu pulkvedi Kalpaku. — Rīga, 1939.
  • Starp divām revolūcijām. Latviesu Strelniek. No32. 1940[9][10]

Напишите отзыв о статье "Гоппер, Карлис"

Литература

  • Антонов А. Н. XXXV. Виленское пехотное юнкерское училище. Краткий исторический очерк. — Вильна, 1900.
  • Послужной список за 1914 год. — РГВИА, ф. 409, оп. 1, д. 1582.
  • Valdis Bērziņš Latviešu strēlnieki — drāma un traģēdija. — Rīga. 1995.
  • Latvijas valsts apbalvojumi un Lāčplēši. — Rīga. 1996.
  • Latvijas armijas augstākie virsnieki: 1918—1940: biogrāfiska vārdnīca. / Sast. Ēriks Jēkabsons, Valters Ščerbinskis); Latvijas Valsts vēstures arhīvs. — Rīga. 1998. — ISBN 9984-510-17-4
  • Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М., 2003.
  • Волков С. В. Энциклопедия Гражданской войны. Белое движение. — СПб., 2003.
  • Военный орден святого великомученика и победоносца Георгия. Биобиблиографический справочник. — М.: РГВИА, 2004.
  • Vārpa Igors. Latviešu karavīrs zem Krievijas impērijas, Padomju Krievijas un PSRS karogiem: latviešu strēlnieki triju vēstures laikmetu griežos / Igors Vārpa. — Rīga: Nordik, 2006. — ISBN 9984792110

Примечания

  1. РГВИА, ф. 409, оп. 1, д. 1582
  2. [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=3153 Гоппер, Карлис] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
  3. РГВА Ф. 25906 Д. 237 Л. 102
  4. РГВА Ф. 25906 Д. 29 Л. 4
  5. Гори моё сердце. Н. Кондратьев. Латгосиздат, Рига 1961 стр.230-233
  6. [www.beverinasnovads.lv/index.php?option=com_content&view=article&id=124&Itemid=206 Trikātas pagasta ievērojamie iedzīvotāji]  (латыш.)
  7. [www.vrtu-vvkure.com/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=147&start=30 «Генералы и кавалеры, самые-самые…»]
  8. [dk1868.ru/history/yaroslavl/gopper.htm «Четыре катастрофы» из воспоминаний руководителя тверицкого участка обороны Ярославля генерала К. Гоппера.] — Ярославль, 1920.
  9. [web.archive.org/web/20081118175115/www.lacplesis.com/Freedom_Battle_files/Starp_divam_revolucijam.htm Starp divām revolūcijām] (недоступная ссылка с 25-05-2013 (3990 дней) — историякопия)
  10. [web.archive.org/web/20110726093849/www.lacplesis.com/Latviesu_Strelnieki/Latviesu_Strelniek_No32.pdf Latviesu_Strelniek_No32] (недоступная ссылка с 25-05-2013 (3990 дней) — историякопия)

Ссылки

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=3153 Гоппер Карл Янович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
  • [www.grwar.ru/guestbook/guestbook.html?page=120 Сообщение О. Морозова в гостевой книге Grwar.ru]
  • [regiment.ru/bio/G/262.htm Regiment: Гоппер Карл Иванович.]
  • [belrussia.ru/page-id-1318.html «Белая Россия»: Гоппер Карл Янович.]
  • [east-front.narod.ru/bio/gopper.htm Биография на сайте: «Восточный фронт армии адмирала А. В. Колчака»]
  • Ēriks Jēkabsons, [www.apollo.lv/portal/news/72/articles/52294/0 «100 Latvijas personības» — Konservatīvais ģenerālis] (недоступная ссылка с 25-05-2013 (3990 дней)), «Latvijas Avīze»
  • [www.lkok.com/detail1.asp?ID=472 Kārļa Goppera L.k.o.k. biogrāfija]
  • [www.whiteforce.newmail.ru/goper2.htm Мемуары Гоппера: «Фронт».]

Отрывок, характеризующий Гоппер, Карлис

– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.