Гораки

Гораки

Самоназвание	гораци (чеш. Horáci)
Численность и ареал
Юго-западная Моравия
Язык	чешско-моравский диалект
Религия	католицизм
Родственные народы	чехи, мораване

Гораки (чеш. Horáci; нем. Horaken) — субэтническая группа западнославянского происхождения, компактно проживающая на юге и юго-западе исторического региона Моравия, в горах Чешско-моравского пограничья. Данный этноним некогда широко употреблялся в Австро-Венгрии для описания обитателей Чешско-Моравского погорья, которые проживают к западу и югу от другой этнографической группы мораван, под названием ганаки. Гораки обитают, главным образом, в бассейне рек Свратка и Свитава, в холмистой местности между городами Брно и Зноймо и на Драганской возвышенности (Drahanská vrchovina).

Происхождение и традиции

По поводу этнической принадлежности гораков в научном сообществе не сложилось единого мнения. Официальная чешская историография и этнография считают гораков — чехами. Но сами гораки, в большинстве своём, считают иначе. Ибо гораки — одна из субэтнических групп мораван, они населяют бывшую столицу Моравии — Брно — и никогда не отделяли свою историческую судьбу от общеморавской судьбы.

В действительности, Моравская государственность старше Чешской, и образ Великой Моравии никогда не исчезал из живой памяти народа, из народного самосознания. Другими словами: мораване, в большинстве своём (в том числе и гораки), никогда не считали себя чехами. Мораване, в большей мере, чем чехи, почитали и почитают Святых Равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия. Культ Кирилла и Мефодия широко распространён и в Стране Гораков. Как гласит «Житие Мефодия»,

князь Святополк доверил заботе Мефодия все храмы во всех городах

 — в том числе и в горацких.

Считается, что гораки говорят на «переходном чешско-моравском диалекте». В целом, горацкое наречие близко к литературному чешскому языку, но отличается от него чередованиями некоторых гласных.

Деловитость гораков вошла в пословицы: чистоту в жилищах и одежде они доводят до педантизма. Национальный костюм у мужчин — синяя рубаха с блестящими пуговицами, кожаные штаны и высокие сапоги, а у женщин — короткая юбка и узкий корсет, на голове — особым способом повязанный большой платок.

 — написано в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона.

В XIX веке железнодорожная линия, связующая Прагу и Вену, прошла через юго-запад Страны Гораков.

Все дивились богатству Моравии. Прекрасно обработанные долины, роскошные сады, бесчисленные фабрики и заводы...

 — отмечал болгарский писатель Алеко Константинов (1863—1897), прокатившийся по этой дороге.

Литература

• Гораки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Гораки

– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.