Горголи, Иван Саввич

Иван Саввич Горголи
Дата рождения	1773(1773)
Дата смерти	18 марта 1862(1862-03-18)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота, кавалерия
Годы службы	1793 — 1825
Звание	генерал-лейтенант, действительный тайный советник
Сражения/войны	взятие Вильно, Сражение при Гейльсберге, Битва под Фридландом, Ваграмская битва
Награды и премии

Иван Саввич Горголи (1773—1862) — генерал-лейтенант русской императорской армии, действительный тайный советник, обер-полицеймейстер Санкт-Петербурга (1811—1821). После 1825 г. сенатор.

Биография

Грек по происхождению. В качестве года рождения в разных источниках встречаются 1770, 1773 и 1776. В 1793 году по окончании греческой гимназии и Первого кадетского корпуса ему был присвоен чин поручика.

Ввиду того, что в тот период шла очередная война с турками, был направлен в действующую армию в Московский гренадерский полк. Хорошо себя проявил во время осады Вильно, вследствие чего был назначен капитаном. По воспоминаниям современника, в то время Горголи был известен всей столице как заправский франт:

В молодости своей, служа в гвардии, он был образцом рыцаря и франта. Никто не бился так на шпагах, никто так не играл в мячи, никто не одевался с таким вкусом, как он. Ему теперь за семьдесят лет, а в этих упражнениях он одолеет хоть кого.

В 1796 году Ивана Горголи перевели в Павловский гренадерский полк, а в 1799 году отправили в составе десантного корпуса в Голландию. По возвращении из Нидерландов в 1800 году ему был пожалован чин майора с назначением на должность помощника санкт-петербургского коменданта.

Плац-майору Горголи, как одному из младших участников заговора против Павла I, было поручено осуществить задержание времещника Кутайсова. После свержения Павла этот «очень милый молодой человек» получил чин подполковника лейб-гвардии Семеновского полка. В 1803 был повышен до полковника, при этом оставаясь помощником санкт-петербургского коменданта. В октябре 1806 переведён в Гродненский гусарский полк.

Во время кампаний 1805 и 1806—1807 гг. Горголи был удостоен ордена Святого Владимира III степени и прусского Pour le Mérite, а 20 мая 1808 года получил ордена Святого Георгия IV степени

в воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражениях против французских войск 29 мая под Гейльсбергом, где, ударив с 3 эскадронами на неприятельскую колонну конницы, частью уже переправившуюся через реку, врезался в оную, опрокинул её и освободил отрезанный было уже баталион 2-го егерского полка и потом по занятии нашими егерями речки, троекратно неприятельские покушения уничтожал, действуя с храбростию и усердием, 2 июня под Фридландом, командуя баталионом, также с особенным мужеством вел атаку на неприятеля и, подавая собою пример подчиненным, опрокинул онаго.

Помимо орденов, ему была вручена золотая шпага с выгравированной на ней надписью «За храбрость». В 1809 году, уже по окончании войны, Иван Горголи стал флигель-адъютантом Александра I. В том же году, получив разрешение императора, он отправился добровольцем во французскую армию и в её составе после Ваграмского сражения получил орден Почётного легиона.

В 1811 году, по возвращении в Россию, он был назначен на должность столичного обер-полицмейстера, а год спустя ему был присвоен чин генерал-майора. Горголи упоминается в юношеском стихотворении Пушкина в строчке: «Закон постановлю на место вам Горголи». Критикуя царские порядки, Пушкин противопоставляет полицмейстера Горголи закону. «Одним из красивейших мужчин столицы и отважнейших генералов русской армии» называет его Дюма в романе «Учитель фехтования».

В 1825 году Иван Саввич вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта и получил назначение в Правительствующий сенат. В 1827-29 гг. расследовал злоупотребления армейских интендантских чиновников, главным образом в Вологодской губернии и порту Кронштадта. В 1828 ревизовал присутственные места в Пензенской губернии.

В связи с распространением холеры в 1831 г. сенатор Горголи учредил холерные бараки в охваченной болезнью столице. Сумел организовать финансовую поддержку ряда влиятельных жителей больным горожанам. Пёкся о строительстве церкви Воскресения Христова и Михаила Архангела в Малой Коломне.

В 1843 чин Горголи был повышен до действительного тайного советника. Прекратил служебную деятельность в 1858 году.

Семья

Горголи был женат на Екатерине Осиповне Дерибас (1778—1852), дочери адмирала Осипа Михайловича Дерибаса и Анастасии Ивановны Соколовой.

Единственная дочь София Ивановна (1807—1835) с 1824 г. замужем за князем Александром Петровичем Витгенштейном (1803—1858), сыном генерал-фельдмаршала П. Х. Витгенштейна.

Иван Саввич Горголи, его супруга и дочь похоронены в каплице при родовом имении Витгенштейнов «Дружноселье», неподалёку от Гатчины.

Источники

• Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990
• Петербургский некрополь Т. I 1912 (год смерти указан неверно)
• РГИА Ф.652. Оп. 1. Д. 1831 г.; Ф. 1349. Оп. 5. Д. 5601. 1858 г.
• Русская старина. Т. 104. 1900.
• Русский библиографический словарь Т. Гоголь-Гюне
• Санкт-петербургская полиция и градоначальство. 1703—1903. Спб., 1903
• Руководители Санкт-Петербурга — Спб.; Издательский дом «Нева»; М.: «Олма-Пресс», 2003. — 198—199 стр.

Отрывок, характеризующий Горголи, Иван Саввич

Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.