Гёбен, Август Карл фон

Август Карл фон Гёбен
нем. August Karl Friedrich Christian von Goeben
Дата рождения	10 декабря 1816(1816-12-10)
Место рождения	Штаде, Нижняя Саксония
Дата смерти	13 ноября 1880(1880-11-13) (63 года)
Место смерти	Кобленц
Принадлежность	Королевство Пруссия Королевство Пруссия
Звание	генерал от инфантерии
Сражения/войны	Австро-прусско-датская война, Австро-прусско-итальянская война, Франко-прусская война
Награды и премии

А́вгуст Карл фон Гёбен (нем. August Karl Friedrich Christian von Goeben, 10 декабря 1816, Штаде — 13 ноября 1880, Кобленц) — прусский генерал времен франко-прусской войны 1870—1871.

Биография

По отзыву биогрофа:

«Долговязый, близорукий, с раннего возраста в очках, он отнюдь не имел военного вида»

Поступил в 1833 году в 24-й пехотный полк, где проявил полную неспособность к усвоению практиковавшейся тогда военной муштры. Жажда истинной военной деятельности побудила его выйти через три года и предложить свои услуги Дону Карлосу в его борьбе за испанскую корону. Зачисленный младшим лейтенантом в главный штаб карлистских войск, Гёбен проявил недюжую храбрость. Дважды тяжело раненый он попадал в плен и долгие месяцы претерпевал тяжелые лишения в заключении. В первый раз ему удалось бежать из плена, во второй обменян. Когда Дон Карлос отказался от своих претензий на трон Гёбен, лишенный всяких средств, вернулся в Германию.

Там он издал свои воспоминания: «Четыре года в Испании», чем обратил на себя внимание и был зачислен в прусский Генеральный штаб. Завязав здесь близкие отношения с Мольтке, он в баварском походе 1849 года он имел случай расширить свои военне познания и получить расположение принца Фридриха-Карла.

В 1859 году полк Гёбена с испанскими войсками сражался в Марокко, о чём он также издал свои воспоминания.

В 1863 году Гёбен был назначен командиром 26-й пехотной бригады и в 1864 году, во время войны с Данией, своим мужеством снова обратил на себя внимание принца Фридриха-Карла, который назначил лозунгом и боевым кличем: «Гёбен — вперед!».

В австро-прусской войне 1866 года Гёбен командовал 13-й пехотной дивизией и в ряде решительных боев разбил поочередно: баварцев при Киссингене — 10 июля, гессенцев и австрийцев при Ашаффенбурге — 14 июля, вюртембергцев и австрийцев у Бишофсгейма, баденцев у Гохгаузена и Вербаха — 24 июля, и наконец VIII корпус союзников при Герсгейме — 25 июля. по поводу этих побед Мольтке писал Гёбену:

«13-я дивизия под Вашим командованием приняла столь существенное участие в успехах на южно-германском театре, что отечественная и военная история будут говорить о нём»

Франко-прусская война

С началом франко-прусской войны, Гёбен, с 18 июля 1870 года командовал VIII армейским корпусом, входящим в состав 1-й армии. Уже 26 июля был произведён в генералы от инфантерии.

Когда 6 августа генерал фон Камеке атаковал французов при Шпихерне, он очутился в очень затруднительном положении. Гёбен первым оказал ему помощь, направив войска на правый фланг противника и приняв на себя, как старший по званию, общее руководством боем. При содействии III корпуса генерала Альвенслебена он одержал блестящую победу.

Корпус Гёбена принимал участие в бите при Марс-ла-Тур. В сражении при Гравелоте 18 августа, успешно, хотя и с большими потерями, отражал массовые атаки французов.

После сдачи армии Базена в Меце, корпус Гёбена вместе с I корпусом двинулся к Амьену, где командующий I армией генерал Мантейфель принял по совету Гёбена неравный бой, окончившийся победой пруссаков. Когда же обстоятельства вынудили Мантейфеля с I корпусом отойти на Руан, Гёбен получил командование над войсками у Соммы, часть которых вела осаду крепости Перон. На её освобождение спешил генерал Федерб. 3 января 1871 года разыгрался бой при Бапоме. Гёбен собрал все войска, которые можно было, взяв даже часть из осождавших, чтобы противопоставить их приближаемущя противни, превосходящему по численности. Гёбен писал позднее, что: «не обманывал себя относительно страшной трудности этого боя». Французам удалось взять позиции перед Бапомом, но сам город Гёбен отстоял. Считая невозможным выдержать новый натиск, Гёбен собирался отступить на другой берег Соммы, но ранее него это сделали французы.

8 января Гёбен был назначен командующим 1-й армией. Когда обнаружилось новое намерение Федерба перейти в наступление, Гёбен, понимая свою задачу в том смысле, что он не только прикрывает армию осаждавшую Париж, но и её железнодорожное сообщение с Германией, с поразительным мастерством сосредоточил свою армию вечером 18 января к западу и югу от занятого неприятелем центрального пункта Сент-Квентин и 19 января перешел в наступление. Оно увенчалось успехом после того, как Гёбен ввел в бой свой последний резерв. За эту победу он был награждён Железным крестом 1-й степени.

После роспуска 1-й армии был назначен командиром 2-го рейнского пехотного полка № 28. Позже получил под командование прусский VIII армейский корпус, располагавшийся в Кобленце. В этой должности он умер 13 ноября 1880 года.

Характеристика

Его начальник штаба граф Генишь характеризовал Гёбена как:

«Мудрый в совете, исполненный мужества ответственности, энергичный в поступках, он, по совершении удачного дела, скромно и даже почти застенчиво старался оставаться в тени»

Генерал от инфантерии Кречман, бывший в войну 1870—1871 годов начальником штаба III корпуса (Альвенслебена) иначе относился к Гёбену, охарактеризовав последнего как рекламера.

Награды и память

Российским императором Александром II ему был пожалован орден св. Георгия 4-й (27 декабря 1870) и 3-й (5 апреля 1873 года, № 528 по кавалерским спискам) степеней.

В честь Гёбена были названы линейный крейсер SMS Goeben и казарма бундесвера.

Литература

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• A. von Goeben: Vier Jahre in Spanien. Die Carlisten, ihre Erhebung, ihr Kampf und ihr Untergang. Hannover, 1841.
• Reinhard Roehle: Goebens Erlebnisse in Spanien. Stuttgart/Berlin/Leipzig. Ohne Jahrangabe.
• A. von Goeben: Reise- und Lagerbriefe aus Spanien und dem Spanischen Heere in Marokko. Hannover, 1863

Отрывок, характеризующий Гёбен, Август Карл фон

– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.