Дауленд, Джон
| Джон Дауленд (Доуленд) | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Дата смерти |
20 февраля 1626 (63 года) |
| Страна | |
| Профессии | |
| Жанры | |
| |
| Flow my tears | |
| | |
| Помощь по воспроизведению | |
Джон Да́уленд[1][2][3][4][5], также До́уленд[6][7] (англ. John Dowland; 2 января 1563 — похоронен 20 февраля 1626, Лондон) — английский композитор и лютнист.
Содержание
Очерк биографии
Оригинальное (старинное) произношение первого слога в слове Dowland, судя по некоторым свидетельствам XVI—XVII вв., предполагало дифтонг «oу»[8] (как в слове know). В современном англоязычном мире утвердилось произношение имени через дифтонг «ау» (как в слове now). В дальнейшем тексте статьи используется современная норма.
О детстве и юности Дауленда почти ничего не известно. В 1580 году состоял на службе у британского посла в Париже; там же крестился как католик. Вернулся в Англию около 1584 года; в 1588 году в Оксфордском университете (в колледже Christ Church) получил степень бакалавра музыки. В 1594 безуспешно претендовал на должность лютниста при елизаветинском дворе, после чего отправился в Рим, где рассчитывал пообщаться со знаменитым композитором (и лютнистом) Лукой Маренцио. По дороге в Италию посетил ряд германских аристократических дворов — в Вольфенбюттеле и Касселе. Приехав во Флоренцию, он оказался вовлечённым в круг английских католиков в изгнании, которые плели заговор против королевы Елизаветы. Дауленд не хотел иметь с ними ничего общего. Он отказался от идеи встретиться с Маренцио в Риме и немедленно отправился в обратный путь (с остановкой в Нюрнберге); вероятно, в 1596 году он вновь оказался в Англии. В 1597 вышел из печати первый сборник сочинений Дауленда «The First Booke of Songes», на титуле которого автор рекомендует себя как «бакалавр музыки обоих университетов». В 1598—1606 Дауленд занимал пост лютниста при дворе короля Дании Кристиана IV, где получал щедрое жалованье. С 1612 года до конца дней Дауленд — лютнист при дворе Якова I. С 1621 на него начинают ссылаться как на «доктора Дауленда»; однако, где и при каких обстоятельствах композитор мог получить учёную степень, неясно.
Очерк творчества
Большая часть музыки Дауленда создана для лютни. Это несколько сборников сольных пьес (часто с танцевальной основой: паваны, гальярды и др.), песни для голоса и лютни, консорты (в том числе, с участием лютни). Общее настроение музыки Дауленда грустно-мечтательное, даже меланхоличное. Характерно название одной из его пьес «Semper Dowland, semper dolens» (лат. «Всегда Доуленд, всегда скорбящий»; заголовок основан на паронимической близости звучания Dowland и лат. dolens).
Самое известное сочинение Дауленда «Lachrimae» (лат. «слёзы») было создано автором в трёх редакциях — для лютни (первоначальная версия), затем как песня «Flow my teares» (1600) и, наконец, обработана для консорта. В 1604 году он опубликовал сборник консортной музыки под названием «Lachrimae or Seaven Teares» (21 пьеса), который открывается семью «слёзными» паванами с похожими латинскими заголовками: (1) Lachrimae antiquae (на ту же тему, что и песня «Flow my tears»), (2) Lachrimae antiquae novae, (3) Lachrimae gementes, (4) Lachrimae tristes, (5) Lachrimae coactae, (6) Lachrimae amantis, (7) Lachrimae verae.
Рецепция
Музыка Дауленда на протяжении XX века пережила второе рождение — как в связи с общим ростом интереса к музыкальной культуре Возрождения и барокко, так и благодаря расширению репертуара академической гитары за счёт лютневой музыки. Музыку Дауленда неоднократно использовал Бенджамин Бриттен. Он дважды обработал знаменитую песню Дауленда «Lachrimae» (для альта с фортепиано и для альта с оркестром). В основу «Ноктюрна» (для гитары, 1963; посвящён гитаристу и лютнисту Джулиану Бриму) Бриттен положил другую песню Дауленда «Come, heavy sleep». Песни Дауленда исполняли Элвис Костелло и Стинг.
В честь Дауленда назван кратер на Меркурии.
Нотные издания
- The Collected Lute Music of John Dowland, ed. D. Poulton and B. Lam. London, 1974
- John Dowland: Complete Consort Music, ed. E. Hunt. London, 1985
- John Dowland: Ayres for Four Voices, ed. D. Greer // Musica Britannica, VI (2000)
Напишите отзыв о статье "Дауленд, Джон"
Примечания
- ↑ [www.music-dic.ru/html-music-keld/d/2140.html Музыкальный энциклопедический словарь, ДАУЛЕНД].
- ↑ [enc-dic.com/enc_music/Daulend-D-2253.html Музыкальная энциклопедия. Дауленд Д.].
- ↑ Розеншильд К.К. История зарубежной музыки. Выпуск 1. — 1978. — С. 320.
- ↑ Ливанова Т. История западноевропейской музыки до 1789 года. Т. 1. — С. 285.
- ↑ Акопян Л. Музыка XX века. Энциклопедический словарь. — 2010. — С. 74.
- ↑ Музыкальный словарь Гроува. 2-е изд. М.: Практика, 2007, с.278.
- ↑ Бочаров Ю. С. Дауленд, Джон // Большая российская энциклопедия. Т.8. М., 2007.
- ↑ [books.google.ru/books?id=gM4ikvRR4Z0C&pg=PA119&dq=Semper+Dowland&hl=ru&sa=X&ei=-Z_1VNynPIGCzAOSiIKgDA&redir_esc=y#v=onepage&q=Semper%20Dowland&f=false Poulton D. John Dowland. 2nd ed. Berkeley, 1982, p.119].
Литература
- Olshausen U. Das lautenbegleitete Sololied in England um 1600. Frankfurt, 1963
- Ward J.M. A Dowland Miscellany // Journal of the Lute Society of America 10 (1977), 5—153
- Poulton D. John Dowland. 2nd revised ed. Berkeley: University of California Press, 1982.
- Ward J.M. Music for Elizabethan Lutes. Oxford, 1992
- Pinto D. Dowland’s Tears: Aspects of Lachrimae // The Lute, xxxvii (1997), 44—75
- Holman P. Dowland: Lachrimae (1604) (Cambridge, 1999)
- Spring M. The Lute in Britain: a History of the Instrument and its Music. Oxford, 2001
Ссылки
Отрывок, характеризующий Дауленд, Джон
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
