Джонсон, Айзек
| Айзек Джонсон англ. Isaac Johnson 
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 12 февраля 1846 — 28 января 1850 | ||||
| Вице-губернатор: | Трейзимонд Лэндри | |||
| Предшественник: | Александр Моутон | |||
| Преемник: | Джозеф Маршалл Уокер | |||
| Вероисповедание: | Епископальная церковь | |||
| Рождение: | 1 ноября 1803 около Сент-Франсисвилла, Луизиана | |||
| Смерть: | 15 марта 1853 (49 лет) Новый Орлеан, Луизиана | |||
| Партия: | демократическая | |||
Айзек Джонсон (англ. Isaac Johnson; 1 ноября 1803, около Сент-Франсисвилла, Луизиана — 15 марта 1853, Новый Орлеан, Луизиана) — американский политик, 12-й губернатор Луизианы.
Биография
Айзек Джонсон родился на плантации своего отца около Сент-Франсисвилла[en], штат Луизиана[1]. Он был четвёртым сыном Джона Хантера Джонсона и Тении Мансон. Его дед, Айзек Джонсон, приехал в эти края в 1770-х годах, а его отец принимал активное участие в боевых действиях в Западной Флориде. Позднее он служил английским офицером во время английской оккупации в Натчезе, Миссисипи, был адвокатом, плантатором, шерифом и судьёй, пока, наконец, не обосновался на плантации Фэйрвью в Луизиане[1].
Джонсона учили частные учителя, а затем он с помощью отца и дяди Джозефа Джонсона выучил право[2], был принят в коллегию адвокатов и в 1828 году открыл собственную юридическую практику[3]. В том году Джонсон женился на Шарлотте Макдермотт[1]. Он начал заниматься политикой, в 1833 году стал членом Палаты представителей Луизианы от Демократической партии и занимал эту должность до 1835 года[3]. В 1839 году Джонсон был назначен судьёй[3].
В 1846 году Джонсон баллотировался от Демократической партии на пост губернатора Луизианы. На выборах, состоявшихся 19 января 1846 года, он победил представителя партии вигов Уильяма Де Байса с перевесом в 2500 голосов. Джонсон был приведён к присяге 12 февраля 1846 года[3], став первым губернатором, избранным в соответствии с новой Конституцией Луизианы, которая была принята в 1845 году[3]. В своей инаугурационной речи он предложил перенести столицу штата из Нового Орлеана в Батон-Руж, а также подчеркнул важность государственных школ. В 1849 году Капитолий был перенесён в Батон-Руж[2].
Джонсон решил не переизбираться на второй срок и 28 января 1850 года покинул свой пост[3]. Его преемник, Джозеф Маршалл Уокер, назначил Джонсона генеральным прокурором штата[1]. Он занимал эту должность до своей смерти в 1853 году[3].
Джонсон умер 15 марта 1853 года от сердечного приступа на веранде отеля в Новом Орлеане[2] и был похоронен на своей плантации[3]. В том же году от жёлтой лихорадки умерли двое из его сыновей.
Напишите отзыв о статье "Джонсон, Айзек"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.la-cemeteries.com/Governors/Johnson,%20Isaac/Johnson,%20Isaac.shtml Isaac Johnson] (англ.). La-Cemeteries. Проверено 2 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DGs8N1pj Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
- ↑ 1 2 3 [www.sos.la.gov/tabid/370/Default.aspx Isaac Johnson] (англ.). State of Louisiana. Проверено 2 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DGs9Qhle Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.nga.org/cms/home/governors/past-governors-bios/page_louisiana/col2-content/main-content-list/title_johnson_isaac.html Louisiana Governor Isaac Johnson] (англ.). National Governors Association. Проверено 2 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DGs8vVSQ Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
Литература
- Robert Sobel, John Raimo. Biographical Directory of the Governors of the United States, 1789–1978. — Westport, Conn.: Meckler Books, 1978. — Т. 2.
- Joseph G. Dawson III. The Louisiana Governors: From Iberville to Edwards. — Baton Rouge: Lousiana State University Press, 1990.
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Джонсон, Айзек
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
