Дикая банда

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дикая банда
The Wild Bunch
Жанр

вестерн

Режиссёр

Сэм Пекинпа

Продюсер

Фил Фелдман

Автор
сценария

Уолон Грин
Рой Сикнер
Сэм Пекинпа

В главных
ролях

Уильям Холден
Эрнест Боргнайн
Роберт Райан

Оператор

Люсьен Баллард

Композитор

Джерри Филдинг

Кинокомпания

Warner Bros.-Seven Arts

Длительность

135 мин.
145 мин. (режиссерская версия)

Бюджет

6 млн $

Сборы

10,5 млн $ (в США)

Страна

США США

Год

1969

IMDb

ID 0065214

К:Фильмы 1969 года

«Дикая банда» (англ. The Wild Bunch) — американский кинофильм режиссёра Сэма Пекинпа, вышедший на экраны в 1969 году. Считается одним из важнейших фильмов Нового Голливуда.





Сюжет

1913 год, Техас. Грабители, переодетые в военную форму, во главе с Пайком Бишопом (Уильям Холден) нападают на офис железной дороги в небольшом городке. Однако там их ожидает засада, организованная бывшим сообщником Пайка, Диком Торнтоном (Роберт Райан). Грабители выходят из здания в тот момент, когда мимо проходит демонстрация Общества трезвости. В перестрелке погибает значительное количество жителей города, а также несколько человек из банды Пайка. Когда бандиты делят добычу, выясняется, что их обманули — вместо денег в мешках стальные шайбы.

В банде остаётся 6 человек: Пайк, Датч Энгстром, братья Лайл и Тектор Горчи, мексиканец Анхель и престарелый Фредди Сайкс. Спасаясь от преследователей, они направляются в сторону мексиканской границы, в городок Аква Верде. Банду преследуют Торнтон и охотники за головами, нанятые железной дорогой. У Торнтона есть 30 дней на то, чтобы поймать банду Пайка, иначе он вернётся в тюрьму.

Переправившись через Рио-Гранде, банда ночует в родной деревне Анхеля. Они узнают, что недавно деревню ограбили войска генерала Мапаче (Эмилио Фернандес), причём Мапаче убил отца Анхеля и забрал его невесту Тересу.

В Аква Верде Анхель видит Тересу с генералом Мапаче и убивает её. Генерал рассержен, однако на помощь Пайку и его банде приходит немецкий военный советник Мор, который предлагает гринго ограбить состав американской армии со столь нужным генералу современным оружием (он поясняет, что сам Мапаче должен сохранять хорошие отношения с американцами). Мапаче обещает щедро заплатить за эту работу, и Пайк соглашается. Но Анхель не хочет работать на убийцу и врага своего народа. Тогда Пайк договаривается с ним, что вместо денег он может забрать свою долю оружием.

Тем временем Торнтон догадывается, что Пайк хочет ограбить поезд с оружием. Банде удаётся ограбить поезд и похитить оружие. Охотники за головами бросаются в погоню, но бандиты Пайка взрывают мост, так что Торнтон со своей бандой оказываются в воде.

Опасаясь предательства со стороны Мапаче, Пайк с друзьями отдают оружие по частям, указывая, где оно спрятано. Они передают генералу современные винтовки, а также станковый пулемёт Браунинг M1917. Последнюю партию оружия доставляют Датч и Анхель. Генерал расплачивается с Датчем, а Анхеля задерживает, поскольку мать убитой девушки доложила ему о хищении ящика с оружием и передаче его в руки повстанцев.

Всё это время Торнтон пытается выследить Пайка. Его людям удаётся ранить Сайкса, однако они позволяют ему уйти. Банда Пайка решает поделить золото, спрятать его часть и вернуться в город за Анхелем. Они видят, как генерал пытает Анхеля, возя его связанным за своим автомобилем. Друзья идут в бордель отдохнуть.

Наутро четверо храбрецов посещают штаб-квартиру Мапаче и просят отдать им Анхеля. Генерал соглашается, однако сам перерезает Анхелю горло ножом. Пайк с друзьями убивают сначала генерала, потом остальных офицеров, а дальше начинается масштабная перестрелка, в которой не последнюю роль играет пулемёт. Вся банда Пайка погибает от рук мексиканцев.

Торнтон с охотниками за головами приезжает в Аква Верде после перестрелки. Участники его банды собирают трофейные ружья, а также трупы, за которые должны получить награду. Дик, однако, не едет с ними и остаётся сидеть у ворот города. Через некоторое время появляется Сайкс с мексиканскими повстанцами, которые убили охотников за головами. Повстанцы забирают оружие и уезжают. Сайкс предлагает Дику присоединиться к повстанцам, и тот соглашается.

В ролях

Художественные особенности

Отличительной особенностью фильма стал необычайно высокий для своего времени уровень насилия на экране. В этом смысле лента продолжила линию, заданную «Бонни и Клайдом», однако далеко превзошла предшественника. Известно, что на предварительном показе 190-минутной версии в Канзас-Сити более 30 зрителей покинули зал, а некоторых даже вырвало. Созданию впечатляющих сцен насилия способствовала изобретательность Сэма Пекинпа и монтажёра Луиса Ломбардо, которые составляли сцены на основе плёнок, отснятых сразу с шести камер, оснащённых различными линзами (в том числе широкоугольными объективами, телеобъективами и зумами) и одновременно движущихся с разными скоростями. Это позволило при показе сцен насилия достичь большого напряжения и нервной атмосферы. В «Дикой банде» содержится больше монтажных склеек (3642), чем в любом ранее снятом цветном фильме (стандартное число для того времени — около 600).[2]

Насилие в фильме отражает мрачный взгляд Пекинпа на природу человека и общества.[2] Одна из основных тем фильма - перемены, происходящие с Диким Западом и Америкой в целом и затрагивающие уже немолодых героев. Фактически им нет места в современной Америке, так что они вынуждены искать счастья в Мексике. Но даже туда проникает прогресс, символом которого становится автомобиль.[3]

Фильм оказал значительное влияние на способы демонстрации насилия и одновременно преобразовал каноны жанра вестерн. Тема насилия, его роли в американском обществе была поднята очень своевременно; ряд критиков увидел в ленте аллегорию Вьетнамской войны с её бессмысленной жестокостью. Считая «Дикую банду» высшим достижением Пекинпа, кинокритик Дэвид Кук указывает, что фильм «останется бессмертным произведением американского искусства — громадным и взрывным, полным жизни и насилия, с чем-то очень темным и одновременно очень благородным в его душе».[2]

Интересные факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
  • В 1999 году Библиотека Конгресса США включила «Дикую банду» в Национальный реестр фильмов как культурное наследие.
  • В 1996 году фильм «Дикая банда: Монтажный альбом» (англ. The Wild Bunch: An Album in Montage), повествующий о Сэме Пекинпа и его работе над фильмом, был номинирован на «Оскара» за лучший короткометражный документальный фильм.[4]
  • «Дикая банда» был первым фильмом студии «Warner Bros.», в котором по требованию режиссёра для имитации выстрелов из различного оружия были использованы различные звуковые эффекты.
  • Замедленная и нормальная съёмка под различными углами, использованная в фильме Люсьеном Баллардом, была революционной техникой для 1969 года.
  • Плакат фильма висит в комнате главной героини в аниме «Пираты Чёрной лагуны». Герои аниме часто сравнивают эпизоды их «жизни» (или персонажей) с эпизодами из фильма.
  • «Дикая банда» — любимый фильм Джона Ву.
  • Роджер Эберт называл «Дикую банду» лучшим вестерном.

Награды и номинации

Напишите отзыв о статье "Дикая банда"

Примечания

  1. В банде Пайка Анхеля называют на английский манер Эйнджелом.
  2. 1 2 3 D. Cook. The Wild Bunch // International Dictionary of Films and Filmmakers. — 4th ed. — St. James Press, 2001. — Vol. 1. — P. 1318—1321.
  3. M. Adams. The Wild Bunch // Movies in American History. — ABC-Clio, 2011. — P. 530—532.
  4. [www.imdb.com/title/tt0118167/ The Wild Bunch: An Album in Montage]. Internet Movie Database. [www.webcitation.org/65DsyH9ul Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дикая банда

Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.