Династия Бонифациев

Династия Бонифациев (итал. Bonifaci) — условное обозначение итальянской династии, правившей в Тосканской марке в IX—X веках.

История

Родоначальником династии был Бонифаций I (ум. до 5 октября 823 года), франк родом из Баварии. После смерти короля Пипина в 810 году император Карл Великий на некоторое время назначил Бонифация наместником Итальянского королевства. Он был графом Лукки, но при этом он контролировал большинство графств в долине реки Арно — Пиза, Пистойя, Вольтерра и Луни, из-за чего он часто называется первым маркграфом Тосканы, однако в официальных документах он с этим титулом не упоминается. У него известно двое сыновей и дочь, из которых старший сын, Бонифаций II (ум. после 838), ещё более увеличил владения и около 828 года стал маркграфом Тосканы. Более того, он расширил свою власть в Лукке, во время его правления епископы Лукки постепенно утратили контроль над муниципальным управлением, которое перешло к графу. Кроме того, в 828 году Бонифаций получил титул префекта и графа Корсики, передав ему управление островом, которое раньше находилось в ведении епископа Луни.

После восстания сыновей императора Людовика I Благочестивого, в результате которого Людовик в 833 году был смещён с престола, Бонифаций не поддержал Лотаря I, оставшись верным Людовику. В результате Лотарь изгнал Бонифация из Тосканы, отдав его владения некоему Агано. Только его сын, Адальберт I (ум. 886), около 846 года смог вернуть владения в Тоскане. Он женился на дочери герцога Сполето Гвидо I, сестре герцога Ламберта II, пойдя по его стопам. При этом в отличие от Ламберта ему никогда не удавалось придерживаться независимого курса, постоянно попадая под влияние других итальянских сеньоров, обладавших более сильным характером. К концу своего правления считался одним из богатейших и могущественных сеньоров в Северной Италии, владея также рядом феодов в Провансе.

Адальберт II Богатый (ум. 915), сын и наследник Адальберта I, ещё больше упрочил могущество рода. Его двор по роскоши и пышности не уступал королевскому двору. Во время борьбы за Итальянский трон между Гвидонидами (герцогами Сполето) и маркграфом Фриуля Беренгаром I Адальберт держал сторону Гвидонидов, своих родственников по матери, но позже поддержал Беренгара. Адальберт II был женат на Берте (ок. 863 — 8 марта 925), дочери короля Лотарингии Лотаря II от непризнанного церковью брака с Вальдрадой, вдове графа Арля Тибо. Свою дочь, Ирменгарду (ум. 29 февраля после 932), Адальберт выдал замуж за маркграфа Ивреи Адальберта I. Двое сыновей, Гвидо (ум. 929) и Ламберт (ум. после 938), последовательно правили в Тоскане.

Гуго был женат на знаменитой Марозии, вместе с которой он фактически правил Римом. Он вступил в конфликт со единоутробным братом Гуго, выбранного королём Италии. После смерти Гуго, оставившего только дочь, ему наследовал Ламберт, однако уже в 931 году он был смещён королём Гуго и ослеплён. С его смертью династия угасла.

Генеалогия

Бонифаций I (ум. до 5 октября 823) граф Лукки

Бонифаций II (ум. после 838) граф Лукки маркграф Тосканы 828—833

Бернардо (Берхар) (ум. после 828) граф

Рихильда (ум. после 5 октября 823) аббатиса монастыря в Лукке

Бернардо (ум. после 888) граф

1-я жена: Аносуара

Адальберт I (ум. 886) маркграф Тосканы с 846

2-я жена: Ротхильда Сполетская (ум. после 27 мая 884) дочь герцога Сполето Гвидо I

Тибо (ум. ок. 895) граф Арля

Берта Лотарингская (ок. 863 — 8 марта 925) дочь короля Лотарингии Лотаря II

Адальберт II Богатый (ум. 10/19 сентября 915) маркграф Тосканы с 886

Бонифаций (ум. после 894)

Регинсинда

Бозон (ок. 885 — после 936) маркиз Тосканы 931—936

Гуго Арльский (ок. 880 — 947) король Италии с 926

Марозия (ум. 932/937)

Гвидо (ум. 929) маркграф Тосканы с 915

Ламберт (ум. после 938) маркграф Тосканы 930—931 в 931 ослеплён

Ирменгарда (ум. 29 февраля после 932)

Адальберт I (ум. 923/924) маркграф Ивреи

Берта

другие дети?

Литература

• Wickham Chris. Early Medieval Italy: Central Power and Local Society 400—1000. — University of Michigan Press, 1989. — 256 p. — ISBN 9780472080991.
• Фазоли Джина. Короли Италии (888—962 гг.) / Пер. с итал. Лентовской А. В.. — СПб.: Евразия, 2007. — 288 с. — 1 000 экз. — ISBN 978-5-8071-0161-8.
• Лиутпранд Кремонский. Антаподосис; Книга об Оттоне; Отчет о посольстве в Константинополь / Перевод с лат. и комментарии И. В. Дьяконова. — М.: «SPSL» — «Русская панорама», 2006. — 192 с. — (MEDIÆVALIA: средневековые литературные памятники и источники). — 1 200 экз. — ISBN 5-93165-160-8.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/NORTHERN%20ITALY%20900-1100.htm#BonifaceIdiedbefore823 CONTI di LUCCA] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 10 октября 2010.

Отрывок, характеризующий Династия Бонифациев

Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.