Дорофеев, Владимир Андреевич

Владимир Дорофеев
Профессия:	актёр
Театр:	Театр сатиры
Награды:

Влади́мир Андре́евич Дорофе́ев (23 июня (5 июля) 1895, Нижний Новгород — 2 июля 1974, Москва) — советский актёр театра и кино. Заслуженный артист РСФСР (1954). Лауреат двух Сталинских премий третьей степени (1950, 1951).

Биография

Владимир Дорофеев родился в Нижнем Новгороде, в 1907-1917 годах учился в 1–ой Нижегородской классической гимназии. В 1919 году окончил Московское музыкально-драматическое училище.

В январе — июле 1919 года Дорофеев был помощником контроллера Полевого контроля Восточного фронта в Арзамасе, затем помощником контроллера Полевого контроля Рабоче-Крестьянской Инспекции в Нижнем Новгороде. В 1920 году вернулся в Москву, был актёром Московского 1-го драматического театра Горрайполитпросвета, в 1921—1922 годах служил в Казанском Большом драматическом театре, в 1922-м снова в Москве: год выступал на сцене Московского Камерного театра, в 1923—1925 годах — актёр 4-й студии МХАТ, в 1925—1931 годах служил в Театре Революции. В 1931 году актёр вернулся в Камерный театр, где служил до 1939 года — до своего перехода в Московский театр «Комедия».

В 1940—1945 годах Дорофеев служил в Ансамбле НКВД СССР, в 1945—1947 годах — в Армейском филиале Малого театра.

В кинематографе Дорофеев дебютировал ещё в 1936 году, в эпизодической роли в фильме Последняя ночь, и до начала войны успел сняться в ряде известных фильмов. В 1947— 1949 годах он работал по договорам на киностудиях «Мосфильм», «Ленфильм», «Беларусьфильм». За свою кинокарьеру актёр дважды сыграл роль деда Щукаря: в экранизации «Поднятой целины» 1939-го года, и двадцатью годами позже, в экранизации 1959-го.

В 1949 году актёр вернулся в театр и до 1964-го выступал на сцене Московского театра сатиры.

Владимир Дорофеев скончался 2 июля 1974 года. Похоронен в Москве на Введенском кладбище.

Фильмография

1. 1936 — Последняя ночь — начальник станции (нет в титрах)
2. 1938 — Друзья из табора — Кузьмич
3. 1939 — Девушка с характером — егерь
4. 1939 — Ленин в 1918 году
5. 1939 — Большая жизнь
6. 1939 — Минин и Пожарский — Нелюб Овцын
7. 1940 — Суворов — Авдеич
8. 1946 — Во имя жизни
9. 1947 — Поезд идёт на восток — дядя Егор
10. 1947 — Сказание о земле Сибирской
11. 1948 — Страницы жизни
12. 1949 — Старый наездник
13. 1949 — Кубанские казаки — дед Кузьма
14. 1949 — Великая сила
15. 1949 — Константин Заслонов — Шурмин
16. 1950 — Смелые люди — ветеринар
17. 1953 — Свадьба с приданым — Авдей Спиридонович
18. 1954 — Повесть о лесном великане — дядя Яша
19. 1954 — Аттестат зрелости — дядя Ваня
20. 1955 — Мексиканец
21. 1956 — Разные судьбы — Иван Романович Сергейчук
22. 1957 — Борец и клоун — эпизод
23. 1957 — Они встретились в пути — дворник
24. 1958 — Капитанская дочка
25. 1958 — Олеко Дундич — батюшка
26. 1959 — Поднятая целина — дед Щукарь
27. 1959 — Девочка ищет отца — лесник
28. 1960 — Девичья весна — Александр Васильевич, дедушка Галины
29. 1962 — Яблоко раздора — дед Плавунец
30. 1962 — Большая дорога — Пётр Петрович, управляющий в приёмной Свердлова
31. 1962 — Наш общий друг
32. 1965 — Стряпуха
33. 1965 — Пущик едет в Прагу — Прохор Иванович
34. 1967 — Скуки ради — Ягодка
35. 1968 — Виринея
36. 1969 — Король гор и другие — Гаврилыч
37. 1970 — 12 стульев — сторож клуба

Награды и премии

• Сталинская премия третьей степени (1950) — за исполнение роли Шурмина в фильме «Константин Заслонов» (1949)
• Сталинская премия третьей степени (1951) — за исполнение роли Авдея Спиридоновича в спектакле «Свадьба с приданым» Н. М. Дьяконова
• заслуженный артист РСФСР (1954).

Отрывок, характеризующий Дорофеев, Владимир Андреевич

«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…