Душкин, Алексей Николаевич

Душкин, Алексей Николаевич
Основные сведения
Место рождения	с. Александровка, Золочевский уезд, Харьковская губерния, Российская империя ныне Богодуховский район, Харьковская область
Работы и достижения
Учёба:	Харьковский технологический институт, класс академика А.Н.Бекетова
Работал в городах	Москва, Сочи, Симферополь, Днепропетровск
Архитектурный стиль	конструктивизм, ар-деко, «сталинская неоклассика»
Важнейшие постройки	Станции метро «Дворец Советов», «Маяковская», «Площадь Революции», «Завод им. Сталина», «Новослободская», Центральный Детский мир, Высотка на Красных воротах
Градостроительные проекты	Генеральный план Горловки, Краматорска
Награды
Премии

Алексе́й Никола́евич Ду́шкин (24 декабря 1903 (6 января 1904) — 1 октября 1977) — советский архитектор и градостроитель. Член-корреспондент Академии архитектуры СССР (1950). Лауреат трёх Сталинских премий второй степени (1941, 1946, 1949).

Биография

Родился 24 декабря 1903 (6 января 1904) года в селе Александровка Харьковской губернии. Мать — Надежда Владимировна Фихтер; по отцовской линии — наполовину немка швейцарского происхождения, наполовину француженка; по линии матери — донская коренная казачка. Отец — Николай Алексеевич Душкин, учёный-почвовед, агроном, Потомственный почётный гражданин Вологды. Работал управляющим имений и экономий семей Харитоненко и Кёниг — крупнейших промышленников, меценатов и коллекционеров (в Курской и Харьковской губерниях, в области Войска Донского). Получил вместе со старшими братьями домашнее образование, поступил в реальное училище в Харькове, где учился до 1919 г.

По настоянию отца поступил в Харьковский мелиоративный институт; в 1923 году перевелся на второй курс химического факультета Харьковского технологического института в Харькове, где проучился два года (с 1923 по 1925). После смерти отца в 1925 г. резко сменил специальность и перевелся на инженерно-строительный факультет того же института с понижением на курс и досдачей многих предметов. Добился зачисления в класс академика архитектуры Алексея Николаевича Бекетова, одного из крупнейшейших архитекторов юга России и Украины. В 1930 г. завершил учёбу (инженерно-архитектурный отдел факультета), защитив диплом «Комбинат печатников». Диплома о высшем образовании не получил (из-за задолженности по укр. языку; был выдан, когда Душкин уже был известным архитектором). Направлен на работу в Гипрогор в Харькове.

На протяжении жизни Алексей Николаевич работал во всех областях архитектуры, специалист в области транспортного строительства. Начало творческой деятельности связано с конструктивизмом, испытал творческое влияние братьев Весниных. В 1933—1939 гг. автор-архитектор в 3-й мастерской Моссовета академика И. А. Фомина; в этот период стал работать на основе переосмысления исторического наследия, в том числе, в стилистике Ар Деко. Участвовал в проектировании «соцгородов» Донбасса (1930—1932; Новая Горловка, Новый Краматорск, частично реализованы), Автодорожного института в Харькове (1932—1934, совм. с Э. Л. Гамзе, осуществлён). Принимал участие во многих архитектурных конкурсах: Дворца Советов (1931—1932, совм. с Я. Н. Додицей, I премия; далее по всем этапам проектирования в авторских группах); Дворца Радио (I премия, 1933) и Института Маркса-Энгельса-Ленина (ИМЭЛ, 1933), оба совместно с А. Г. Мордвиновым, К. И. Соломоновым; Академического кинотеатра (1936) в Москве и др.

А. Н. Душкин внес новаторский вклад в метростроение, создав концепцию безоконного подземного пространства и став фактически создателем нового направления в архитектуре — подземной урбанистики; работал в этой области в 1934—1967 гг., в том числе находясь на должности главного архитектора института «Метрогипротранс». Он воспитал несколько поколений последователей. Среди важнейших принципов, разработанных Душкиным при проектировании станций метро, следует назвать следующие: 1) чёткое выявление конструктивной основы, отсутствие балластных масс и объемов; 2) свет как главное средство создания архитектурного образа; 3) единство конструкция и декора; 4) единство тематических изобразительных средств с архитектурой; 5) прочные полы.

Автор ряда станций Московского метрополитена — «Дворец Советов» (ныне «Кропоткинская», совместно с Я. Г. Лихтенбергом, 1935), «Площадь Революции» (1938, скульптор М. Г. Манизер), «Маяковская» (1938, худ. А. А. Дейнека), «Завод имени Сталина» (ныне «Автозаводская», 1943, скульптор И. С. Ефимов, худ. В. Ф. Бордиченко, Ф. К. Лехт, Б. В. Покровский), «Новослободская» (1952, совместно с А. Ф. Стрелковым, худ. П. Д. Корин). Проект станции «Маяковская» в 1939 году получил Гран-при на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Во время проведённого в 2009 г. опроса москвичей эта станция возглавила рейтинг самых красивых станций — её назвали лучшей 25 % опрошенных (примечательно, что второе место заняла «Новослободская» — 10 % голосов, а на третьем оказалась «Площадь Революции» — 9 % голосов).

Среди других творений А. Н. Душкина — железнодорожные вокзалы в Днепропетровске (1951), Симферополе (1951), Сочи (1952), в Брянске (1952) и Евпатории (1953). Он создал крупные градостроительные ансамбли в Москве — с высотным зданием Министерства транспортного строительства у Красных ворот (1947—1953) (с Б. С. Мезенцевым) и универмагом «Детский мир» на Лубянской площади (1953—1957).

Главный архитектор Метропроекта и Метростроя (1941—1943), а также Центральной архитектурной мастерской Наркомата (потом Министерства) путей сообщения СССР (с 1943 года). В 1947—1974 годы преподавал в Московском архитектурном институте.

А. Н. Душкин скончался 1 октября 1977 года. Похоронен на Армянском кладбище в Москве.

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1941) — за архитектуру станции «Дворец Советов» Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича (1935)
• Сталинская премия второй степени (1946) — за архитектуру станции «Завод имени Сталина» Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича
• Сталинская премия второй степени (1949) — за архитектурный проект высотного здания Министерства транспортного строительства у Красных Ворот
• орден Ленина
• два ордена Трудового Красного Знамени
• медали

Семья

Внучка — архитектор, профессор МАРХИ Н. О. Душкина. Внук — художник А. Д. Душкин.

Память

• В память А. Н. Душкина в Харькове названа улица в посёлке ХТЗ.

См. также

• Сталинская архитектура

Литература

• Аболина Р. Архитектор Алексей Душкин в пространстве и времени // Пути и перепутья. Материалы и исследования по отечественному искусству ХХ века. М., 1995. С. 71-87
• Алексей Николаевич Душкин. Архитектура 1930—1950-х годов. Каталог выставки. Архитектурные проекты, документы, живопись, графика. Автор-сост. и науч. ред. Н. О. Душкина. М., «Издательство А-Фонд», 2004. — 366 с., ил.
• Жизнь архитектора Душкина. 1904—1977. Книга воспоминаний. Публикация, сост. и науч. ред. Н. О. Душкиной. М., Издательство «А-Фонд», 2004. — 381 с., ил.
• Маковская Н. О. А. Н. Душкин — архитектор метростроя // Художник и город. М., 1988. С. 120—143
• Махаев В. Б. [web.archive.org/web/20140413143350/marhdi.mrsu.ru/2007-1/text/a12.pdf Монументальная архитектура Алексея Душкина]. / Строительство, архитектура, дизайн. 2007, № 1.
• Москва. Энциклопедия. М., 1998. С. 274
• Самин Д. К. Алексей Николаевич Душкин (1904—1977) // Самин Д. К. Сто великих архитекторов. М.,2000. С. 523—527
• Татаржинская Я. В. Основоположник советского подземного зодчества // Метрострой. 1973, № 5. С.28-29
• Татаржинская Я. В. Жизнь в творческом поиске // Строительство и архитектура Москвы. 1975, № 9. С. 23-27
• Толстая И. А. А. Душкин (1904—1977) // Зодчие Москвы. ХХ век. М., 1988. С. 306—311
• Е. Мельников Алексей Николаевич Душкин // Архитектура СССР. — 1974. — № 7. — С. 26—31.
• Митці України: Енциклопедичний довідник / За редакцією А. В. Кудрицького. — К.: «Українська енциклопедія» ім. М. П. Бажана, 1992. — С. 232 — ISBN 5-88500-042-5.  (укр.)

Ссылки

• [www.metro.ru/library/architecture/dushkin.html А. Душкин, архитектор: Моё архитектурное кредо.]. Альбом «Архитектура московского метро»(недоступная ссылка — история) (1988). — Беседа корреспондента журнала «Метрострой» С. Пономаренко с лауреатом Государственных премий профессором А. H. Душкиным. «Метрострой», 1973, N. 5, с.29. Проверено 1 ноября 2007. [web.archive.org/20010522003854/www.metro.ru/library/architecture/dushkin.html Архивировано из первоисточника 22 мая 2001].
• [www.museum.ru/N18046 Алексей Николаевич Душкин. Архитектура 1930—1950-х годов]. www.museum.ru (2004). — Статья о выставке, посвящённой А.Н. Душкину. Проверено 1 ноября 2007. [www.webcitation.org/65XgRLn9e Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Душкин, Алексей Николаевич

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.