Юрьевская, Екатерина Александровна

Екатерина Александровна Юрьевская
Фотография 1924 года
Род деятельности:	певица
Дата рождения:	9 сентября 1878(1878-09-09)
Дата смерти:	22 декабря 1959(1959-12-22) (81 год)
Супруг:	1) Александр Владимирович Барятинский 2) Сергей Платонович Оболенский
Дети:	от 1-го брака Андрей (1902—1944) Александр (1905—1992)

Екатерина Алекса́ндровна Ю́рьевская (9 сентября 1878, Санкт-Петербург — 22 декабря 1959, о. Хэйлинг) — светлейшая княжна, певица, состоявшая в браках с князем А. В. Барятинским и князем С. П. Оболенским.

Младшая дочь императора Александра II и княжны Екатерины Михайловны Долгорукой (с 1880 года — светлейшая княгиня Юрьевская), рожденная до брака и позже узаконенная с присвоением титула светлейшая княжна и фамилии Юрьевская. После убийства отца в 1881 году, жила с матерью, братом Георгием и сестрой Ольгой во Франции. При императоре Николае II они вернулись в Россию.

5 октября 1901 года в Биаррице вышла замуж за богатейшего князя Александра Владимировича Барятинского (1870—1910), адъютанта герцога Евгения Лейхтенбергского. Князь Барятинский оказался не лучшим мужем. Он был хорошо известен в обществе своей экстравагантностью, вел богатую событиями жизнь и был горячим обожателем красавицы Лины Кавальери. Он настаивал на том, чтобы его собственная жена разделяла его обожание. Любя мужа, Екатерина Александровна пыталась отвоевать его у соперницы.

Чтобы привлечь его внимание, целиком отданное Лине Кавальери, она красила волосы в цвет воронова крыла и носила прическу а-ля Кавальери, но все было напрасно. Их видели везде втроем, живущих в одном отеле в Риме, или на спектаклях в операх, или в Санкт-Петербурге. Этому странному треугольнику положила конец смерть князя. В 1910 году он умер от удара во Флоренции. Огромное состояние князя В. А. Барятинского, умершего вскоре вслед за сыном, перешло к его внукам, детям княгини Екатерины Александровны, князьям Андрею (1902—1944) и Александру (1905—1992). Они родились во Франции и были несовершеннолетними, поэтому мать стала их опекуншей.

С началом Первой мировой войны Екатерина Александровна с большим трудом покинула Баварию и поселилась с детьми в роскошном имении Барятинских в Ивановском. Лето она проводила в Крыму, где познакомилась с молодым гвардейским офицером князем Сергеем Платоновичем Оболенским (1890—1978). Завязавшийся там роман закончился браком. 6 октября 1916 года, в Ялте, Екатерина Александровна вышла замуж за князя Оболенского, но и во втором браке она не обрела счастья. Потеряв все в революцию, в 1918 году супруги выехали по подложным документам из Москвы в Киев, а оттуда в Вену и далее в Англию. Ради заработка Екатерина Александровна была вынуждена петь в гостиных и на концертах.

Её материальное положение не улучшила и смерть матери, княгини Юрьевской, в феврале 1922 года, так как она спустила всё состояние, подаренное ей императором, не думая о будущем детей и внуков. В том же году, князь Оболенский оставил Екатерину Александровну и уехал в Австралию, а в 1923 году они развелись. Князю Оболенскому посчастливилось встретить такую же богачку, какой некогда была его первая жена, мисс Элис Астор (1902—1956), дочь миллионера Джона Джейкоба Астора IV. В 1924 году он женился на ней в Лондоне. После развода Екатерина Александровна стала профессиональной певицей, в её репертуаре было около двухсот песен на английском, французском, русском и итальянском языке. Она пела везде, даже в мюзик-холлах, прибавив к своей фамилии «Оболенская» еще и «Юрьевская». Впоследствии она отреклась от православия и перешла в католичество. В 1932 году она купила дом на острове Хэйлинг, в Хэмпшире, который выбрала из-за климата, так как страдала от астмы. 29 ноября 1934 году она присутствовала на свадьбе в Вестминстерском аббатстве своей внучатой племянницы принцессы Марины Греческой с герцогом Кентским.

На протяжении многих лет Екатерина Александровна жила на пособие от королевы Марии, вдовы короля Георга V, но после её смерти в марте 1953 года осталась без средств и была вынуждена продавать своё имущество. Скончалась 22 декабря 1959 года в доме престарелых на острове Хэйлинг и была похоронена на местном кладбище святого Петра. На скромной церемонии её похорон присутствовали только два члена семьи: бывший муж — князь Оболенский и её племянник — князь Александр Юрьевский, сын её брата Георгия.

Предки

Предки Екатерины Александровны

16. Пётр III               8. Павел I                       17. Екатерина II               4. Николай I                             18. Фридрих Евгений Вюртембергский               9. Мария Фёдоровна                       19. Фридерика Доротея София Бранденбург-Шведтская               2. Александр II                                   20. Фридрих Вильгельм II Прусский               10. Фридрих Вильгельм III Прусский                       21. Фридерика Луиза Гессен-Дармштадтская               5. Александра Фёдоровна                             22. Карл II Мекленбург-Стрелицкий               11. Луиза Августа Вильгельмина Амалия Мекленбургская                       23. Фридерика Гессен-Дармштадтская               1. Екатерина Александровна                                         24. Михаил Александрович Долгоруков (1758-1817)               12. Михаил Михайлович Долгоруков                       25. Елизавета Петровна Бакунина (1763-1798)               6. Михаил Михайлович Долгоруков                             26. Осип Михайлович Дерибас               13. Софья Иосифовна Берибас                       27. Анастасия Ивановна Соколова               3. Екатерина Михайловна Долгорукова                                   15 Гавриил Фёдорович Вишневский                       7. Вера Гавриловна Вишневская                             15 Софья Михайловна Еропкина                     </center> Напишите отзыв о статье "Юрьевская, Екатерина Александровна" Примечания

Отрывок, характеризующий Юрьевская, Екатерина Александровна

– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.