Енох, сын Иареда
| Енох (חנוך) | |
|---|---|
| |
| «не стало его, потому что Бог взял его» (Быт. 5:22-24) гравюра Герарда Хута[en], 1728 | |
| Пол: | мужской |
| Имя на других языках: | греч. Ενωχ лат. Enoch |
| В иных культурах: | араб. إدريس (Идрис) |
| Отец: | Иаред |
| Дети: | Мафусаил |
Ено́х, Эно́х (ивр. חנוך [Хано́х]) — потомок Сифа, сын Иареда и отец Мафусаила, седьмой патриарх начиная от Адама. В пятой главе Книги Бытие говорится, что Енох «ходил пред Богом» и прожил 365 лет, после чего «не стало его, потому что Бог взял его» (Быт. 5:22-24). Иосиф Волоцкий полагал, что Енох жил за 4 тыс. лет до Р.Х.[1]
Сама пятая глава Книги Бытие представляет собой родословную от Адама до Ноя и его сыновей. Про всех остальных предков Ноя, в отличие от Еноха, говорится «и он умер». Эти неоднозначные высказывания истолковываются, а также интерпретируются в более поздних небиблейских преданиях, как указания на то, что в отличие от других патриархов Енох не умер, так как Бог взял его на небо, освободив от вызванной грехами прародителей смерти, в награду за благочестие, ср. (Евр. 11:5). Впрочем, в православном богословии есть мнение, что Енох и Илия были вознесены не на небо, но в некое сокровенное место, в котором и ожидают наступления последних дней, описанных в Откровении Иоанна Богослова[2]. Явление Еноха с пророком Илией (Элиягу) ожидается христианами перед Вторым пришествием Иисуса Христа.
В XVII столетии в Москву в Посольский приказ по дипломатическим каналам из разных европейских стран неоднократно доставляли сообщения о появлении Илии и Еноха. В Европе эти известия распространялись в протестантской среде. Они играли роль агитационных сочинений, направленных против Рима. В России почвой для их распространения стал раскол в Русской православной Церкви. Старообрядцы переписывали скопированные в Посольском приказе тексты до конца XVIII в. За распространявшимися в народе документами охотилась Тайная канцелярия[3].
Предание о Енохе сохранилось у разных народов. Так, в городе Иконии было известно предание о царе Анаке, который жил за 300 лет до потопа (ср. продолжительность жизни Еноха на земле по Библии (Быт. 5:23) — 365 лет) и умолял богов помиловать род человеческий, обречённый на погибель.
Енох упоминается в Коране и исламской религиозной традиции как пророк Идрис. Согласно некоторым исламским преданиям, изобрел астрономию, письмо и арифметику и отождествляется с Осирисом — обожествленным царём, жившим на заре цивилизации.
Известно также несколько апокрифических книг, носящих имя Еноха. Наибольшую известность получила 1 Книга Еноха, называемая обычно просто «Книга Еноха». Она упоминается и цитируется в трудах многих отцов церкви, включая Тертуллиана, Иринея, Оригена, Климента Александрийского, Иустина Философа и др.
В течение долгого времени о содержании книги Еноха можно было судить лишь по цитатам и отзывам. Однако в XVIII веке был открыт её полный текст на эфиопском языке, и с того времени она неоднократно издавалась как в подлиннике, так и в переводах. Книга датируется II—I веками до н. э. и представляет собой богатый источник для изучения религиозного миросозерцания иудеев той эпохи. Как видно из сравнения послания Иуды (Иуд. 1:14—16) и книги Еноха (Ен. 1:9), ею пользовались и раннехристианские писатели.
Напишите отзыв о статье "Енох, сын Иареда"
Примечания
- ↑ Просветитель (Иосиф Волоцкий), Слово десятое
- ↑ [www.pravoslavie.ru/put/55239.htm Восходили ли Енох и Илия на небо?]
- ↑ Шамин С. М. «Сказание о двух старцах»: к вопросу о бытовании европейского эсхатологического пророчества в России //Вестник церковной истории. 2008. № 2(10). С. 221—248.
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Енох, сын Иареда
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
