Иерусалимский устав

Иерусали́мский уста́в — богослужебный устав, действующий в Русской православной церкви и во всех других поместных Православных церквах.

Первоначальная редакция устава была создана в лавре преподобного Саввы Освященного, близ Иерусалима. Существующий Иерусалимский устав не связан напрямую с древним иерусалимским богослужением, а представляет собой сделанный в Палестине синтез первоначальной и малоазийской редакции Студийского синаксаря. Устав был введён в общежительных обителях всей Палестины, откуда распространился по всему Православному Востоку. На Руси вошёл в широком употреблении во времена митрополита Киевского Киприана.

История

В первый раз церковный устав был начертан на письме преподобным Саввою Освященным в VI веке и получил название палестинского, или иерусалимского. Подлинный устав Саввы был утрачен во время нашествия Хозроя на Палестину.

Патриарх Софроний Иерусалимский восстановил иерусалимский устав, дополнившийся в VIII веке трудами Иоанна Дамаскина, Козьмы Маюмского и др. В таком виде устав скоро вошёл в употребление в греческих церквях и особенно в Студийском монастыре в Константинополе. В этом монастыре он снова был дополнен, в него вошли песнопенияи Митрофана, Анатолия, самого Феодора Студита, брата его Иосифа, Феофана Начертанного, Иосифа Песнописца и Григория, митрополита Никомидийского. Из последующих дополнений Устава особенно замечательны сделанные в Χ веке монахом обители святителя Саввы, Марком, впоследствии епископом Идрунтским. Он внёс в Устав, так называемые, «Марковы главы» — правила о песнопениях греческой церкви, составленных в IX и Χ веках, в которых определялся порядок богослужения в тех случаях, когда подвижные (переходящие) праздничные или постные дни совпадали с большими неподвижными (непереходящими) праздниками. В последующее время над обработкой церковного устава трудились Никон Черногорец (XI век) и патриарх Константинопольский Филофей. Некоторые статьи Филофеева Устава перешли и в славянские списки Устава, и в греческие старопечатные типиконы.

В XV веке Иерусалимский устав окончательно вытеснил студийский и распространился по всем церквам и монастырям Греции, в землях южно-славянских и на Руси. Для России Устав иерусалимский был переведён под названием «Ока Церковного» преподобным Афанасием, основателем Высоцкого монастыря, жившим в Константинополе в конце XIV — начале XV века.

Списки Уставов в России видоизменялись и дополнялись службами русским святым. Были составлены храмовые главы на основании греческих статей. Греческие обряды приноравливались к условиям русской жизни. Первое печатное издание Типикона в России, официально исправленное, относится к 1610 году. Из последующих изданий важнейшее значение имеет Устав, изданный в 1682 году при патриархе Иоакиме. Последнее крупная правка Типикона сделана в 1695 года при патриархе Адриане. Позже в Типикон добавлялся только службами новопрославленным святым; не устранены даже некоторые ошибки и недосмотры, допущенные справщиками 1695 года.

Ссылки

• Типикон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.pravenc.ru/text/293798.html ИЕРУСАЛИМСКИЙ УСТАВ] // Православная энциклопедия. Том XXI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2009. — С. 504-506. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-038-7

Отрывок, характеризующий Иерусалимский устав

– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.