Иоанн Орфанотроф
| Иоанн Орфанотроф др.-греч. Ἰωάννης ὁ Ὀρφανοτρόφος | ||
| ||
|---|---|---|
| Смерть: | 13 мая 1043 | |
| Род: | Македонская династия | |
Иоанн Орфанотроф (др.-греч. Ἰωάννης ὁ Ὀρφανοτρόφος) — византийский политический деятель XI века. Занимая всего лишь должность смотрителя приюта для сирот, он играл ключевую роль в царствование императоров Романа III (1028—1034) и своего брата Михаила IV (1034—1041). Подробная и, в целом, положительная характеристика Иоанна содержится в «Хронографии» Михаила Пселла.
Содержание
Биография
О происхождении Иоанна Пселл подробных сведений не приводит, сообщая только, что оно было не знатным. Вместе со своими братьями и сёстрами он был родом из Пафлагонии. Однако, по его словам того же источника, он смог проявить себя в царствование Василия II, «который доверял ему тайны, и хотя не возводил ни на какие высшие должности, питал к нему искреннее расположение»[1]. По мнению Г. Г. Литаврина, он происходил из корпорации трапезитов[2]. Другие источники уточняют, что при Василии II Иоанн занимал пост протонотария. Восшествие на престол Романа III принесло ему высшие звания, доступные евнухам — препозита священой опочивальни и паракимомена. Именно Иоанн познакомил Романа и императрицу Зою со своим братом Михаилом.
После смерти Романа, случившейся при обстоятельствах, заставивших современников предполагать отравление, Иоанн убедил Зою немедленно объявить своим мужем Михаила и короновать его[3]. Обладая значительной властью при страдающем эпилептическими припадками брате, Иоанн обеспечил высокими постами своих родственников. Никита был назначен дукой Антиохии, зам эта должность перешла к другому, брату, Константину. В 1034 году, после раскрытия заговора против императора в августе 1034 года, Георгий Пафлагон стал протовестиарием[4]. Стефан, муж сестры Марии, занялся прибыльным кораблестроением, а другой родственник, Антоний — стал епископом Никомедии. Сам же Иоанн, как сообщает Аристакес Ластивертци, был сделан братом синклитиком, так же ему было получено попечение и правовые документы дворца[4]. Хроника Иоанна Скилицы содержит рассказ о безуспешной попытке Иоанна сместить в 1037 году патриарха Алексея Студита и самому занять его престол[5].
В 1038 году Иоанн послал Стефана во главе флота, перевозившего армию Георгия Маниака в Сицилию. После того, как Маниак был отозван и заключён в тюрьму, Иоанн назначил Михаила Дукиана[en] катепаном Италии.
Ухудшающееся здоровье брата заставило Иоанна подыскивать ему преемника, и выбор его пал на сына сестры, Михаила[6]. Последний был возведён в звание кесаря и поначалу производил на окружающих приятное впечатление. По мнению Пселла, тем не менее, отношения Иоанна с племянником не сложились. После смерти Михаила IV Иоанн с оставшимися к тому времени в живых братьями уговорили Зою признать Михаила Калафата наследником, убедив её, что тот будет номинальным правителем и послушным исполнителем её воли[7]. Достаточно быстро новый император перестал выказывать своему прежде всемогущему дяде почтение, предпочитая ему другого своего дядю, Константина. В конце концов Иоанн был сослан в монастырь, затем переведён на остров Лесбос.
По приказу Константина IX Мономаха Иоанн был переведён в Митилену, где был 2 мая 1043 года ослеплён[8], и вскоре убит.
Характер
Михаил Пселл, имевший возможность встречаться с Иоанном, описывает как положительные черты его характера, к которым он причисляет то, что
«он обладал трезвым рассудком и умен был, как никто, о чём свидетельствовал и его проницательный взгляд, с усердием принявшись за государственные обязанности, он проявил к ним большое рвение и приобрел несравненный опыт в любом деле, но особую изобретательность и ум выказал при обложении налогами. Он никого не хотел обидеть, но не желал и терпеть ни с чьей стороны пренебрежения и потому никому не причинял зла, но на лице часто изображал грозную мину и вселял ужас в собеседников, и хотя гневался только притворно, многие, устрашившись его вида, воздерживались от дурных поступков. И был он поэтому истинной опорой и братом императора; не забывал о заботах ни днем, ни ночью и даже среди удовольствий на пирах, празднествах и торжествах не пренебрегал исполнением долга. Ничто не укрывалось от него, и никто даже не помышлял от него укрыться — так боялись и страшились его усердия. Он мог неожиданно среди ночи отправиться на коне в любую часть города и с молниеносной быстротой объезжал все кварталы[9].»,
так и отрицательные, к которым он относит неискренность[10].
В быту Иоанн не был воздержан, и приняв постриг вёл образ жизни, далёкий от монашеского. Постоянно заботясь о государственных делах, главным приоритетом для него оставалась семья.
Напишите отзыв о статье "Иоанн Орфанотроф"
Примечания
- ↑ Пселл, Хронография, Роман III, XVIII
- ↑ Литаврин Г. Г. Восстание в Константинополе в апреле 1042 г. // Византийский временник. — М.: Наука, 1972. — № 33.
- ↑ Пселл, Хронография, Михаил IV, I
- ↑ 1 2 Юзбашян К. Н. «Варяги» и «прония» в «Повествовании» Аристакеса Ластивертци // Византийский временник. — М., 1959. — № XVI. — С. 14-28.
- ↑ The Oxford Dictionary of Byzantium : [англ.] : in 3 vols. / ed. by Dr. Alexander Kazhdan. — N. Y. ; Oxford : Oxford University Press, 1991. — P. 1070. — ISBN 0-19-504652-8.</span>
- ↑ Пселл, Хронография, Михаил IV, XXII
- ↑ Пселл, Хронография, Михаил V, IV
- ↑ Guilland R. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/rebyz_0766-5598_1965_num_23_1_1348 Étude sur l'histoire administrative de l'empire byzantin. L'orphanotrophe] (фр.) // Revue des études byzantines. — 1965. — Vol. 23. — P. 205-221. — DOI:10.3406/rebyz.1965.1348.
- ↑ Пселл, Хронография, Михаил IV, XII
- ↑ Пселл, Хронография, Михаил IV, XIII
</ol>
Источники
- Михаил Пселл. Хронография / Перевод, статья и примечания Я. Любарского. — М.: Наука, 1978. — 319 с. — 52 700 экз.
Отрывок, характеризующий Иоанн Орфанотроф
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
