Исаев, Михаил Александрович (генерал-майор)

Михаил Александрович Исаев
Дата рождения	16 сентября 1902(1902-09-16)
Место рождения	деревня Зверинец, Российская империя (ныне Ростовский район, Ярославская область)
Дата смерти	22 сентября 1983(1983-09-22) (81 год)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1922 — 1962 годы
Звание
Командовал	31-й стрелковый полк 30-я гвардейская стрелковая дивизия 15-й гвардейский стрелковый корпус 10-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в Испании Великая Отечественная война
Награды и премии

Исаев Михаил Александрович (16 сентября 1902 года, деревня Зверинец, ныне Ростовский район, Ярославская область — 22 сентября 1983 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-майор (3 июня 1944 года).

Начальная биография

Родился 16 сентября 1902 года в деревне Зверинец ныне Ростовского района Ярославской области.

Военная служба

Межвоенное время

В сентябре 1922 года призван в ряды РККА и направлен в Рязанскую пехотную школу, после окончания которой в августе 1925 года назначен на должность командира взвода 18-го артиллерийского полка Московского военного округа. В сентябре 1927 года поступил на Московские военно-политические курсы, после окончания которых с августа 1928 года исполнял должность политрука батареи в 3-м Туркестанском артиллерийском и 12-м горнострелковом полках Среднеазиатского военного округа.

В июне 1930 года поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе, после окончания которой в мае 1933 года был назначен на должность начальника 1-й части штаба 55-й стрелковой дивизии Московского военного округа. С января 1935 года находился в распоряжении Разведывательного управления РККА и с 1937 года принимал участие в гражданской войне в Испании. После возвращения из Испании с мая 1938 года состоял офицером для особых поручений при секретариате НКО СССР, в мае 1939 года назначен на должность командира 31-го стрелкового полка 25-й стрелковой дивизии Одесского военного округа, с октября 1940 года — начальник штаба 68-й горнострелковой дивизии Среднеазиатского военного округа.

Великая Отечественная война

В сентябре 1941 года принимал участие в ходе операции по вводу войск в Иран.

С февраля 1942 года — начальник штаба 58-го стрелкового корпуса, дислоцировавшегося в Горгане, с июня 1943 года — начальник штаба 15-го гвардейского стрелкового корпуса, принимавшего участие в боевых действиях на смоленско-оршанском направлении.

В январе 1944 года назначен на должность командира 30-й гвардейской стрелковой дивизии, которая вскоре принимала участие в ходе Режицко-Двинской, Мадонской и Рижской наступательных операций.

С ноября 1944 года — командир 15-го гвардейского стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе разгрома группировки противника на Курляндском полуострове, за что был награждён орденом Суворова 2 степени.

Послевоенная карьера

С октября 1945 года исполнял должность начальника Управления боевой и физической подготовки Ленинградского военного округа, в феврале 1946 года поступил в Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова, после окончания которой в феврале 1948 года был назначен на должность начальника 2-го отдела Управления боевой подготовки Сухопутных войск, с апреля 1950 года — начальник 1-го отдела — заместитель начальника Управления боевой подготовки по планированию Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск, с мая 1953 года — заместитель командира 19-го стрелкового корпуса, с января 1955 года — заместитель командира, с января 1956 года — командир 10-го стрелкового корпуса Уральского военного округа.

В октябре 1957 года назначен на должность старшего военного советника начальника Управления боевой подготовки Чехословацкой народной армии, с марта 1959 года — представитель Главнокомандующего ОВС государств-участников Варшавского Договора в Чехословацкой народной армии, с января 1961 года — начальник 5-го отдела Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск.

В мае 1962 года уволен в запас. Умер 22 сентября 1983 года в Москве.

Награды

• Орден Ленина (06.11.1947);
• пять орденов Красного Знамени (1937, 28.09.1943, 03.11.1944 , 06.06.1945; 20.04.1953 );
• Орден Суворова 2 степени (30.7.1944);
• Орден Красной Звезды (1937);
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 247—248. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Исаев, Михаил Александрович (генерал-майор)

Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.