Кагульский уезд

Кагульский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Бессарабская губерния Центр [[Кагул]] Образован 1830 год Площадь 4029 кв. вёрст

Кагу́льский уезд — административная единица в Бессарабской области (1830—1878), губернаторстве Бессарабия Румынского королевства (1918—1940, 1941—1944), в Молдавской ССР Союза Советских Социалистических Республик (1940—1941, 1944—1949), а также республики Молдова (1999—2002).Уездный город — Кагул. Площадь 4 029 кв. вёрст.

История

Образован в 1830 году под названием Леовский уезд из частей Бендерского и Измаильского уездов западнее реки Ялпуг и севернее Нижнего Траянова вала, но включая часть территории Измаильского округа. Центр уезда — город Леово.

В 1835 году, после переноса административного центра из Леова в Кагул, уезд получает название Кагульский.

С 1856 года по 1878 год уезд, за исключением Измаильского округа, находился в составе Молдавского княжества. Измаильский округ сначала был отнесён к новому Комратскому уезду, но через год уезд был упразднён, и Измаильский округ территориально отошёл Аккерманскому уезду.

В 1878 году переданная территория Кагульского и Измаильского уездов была возвращена Российской империи, где без изменения границ образовала Измаильского уезда. Таким образом, территория Кагульского уезда оказалась разделённой между Аккерманским и Измаильским уездами.

В 1918 году, после аннексии Румынией Бессарабии, из частей Аккерманского и Измаильского уездов (жудецов) вновь был выделен Кагульский уезд (жудец). До 1938 года Кагульский жудец был в прямом подчинении королевства Румыния, в период 1938—1940 годов — входил в состав цинута Дунэрий.

В 1940 году, после возвращения Бессарабии СССР, Кагульский уезд с некоторыми территориальными изменениями было решено оставить в составе новообразованной Молдавской ССР. Так, образованная ещё в Румынии Леовская пласа была передана в Кишинёвский уезд, зато большая часть Комратской пласы Бендерского уезда была включена в состав Кагульского уезда как Комратский район.

В период военной оккупации 1941—1944 годов Кагульский уезд восстановлен в прежних границах и являлся частью губернаторства Бессарабия королевства Румыния.

С 1944 Кагульский уезд вновь находился в составе Молдавской ССР вплоть до упразднения уездного деления МССР 16 октября 1949 года. В составе МССР остался лишь Кагульский район, составляющий лишь треть территории уезда.

В 1999 году в независимой республике Молдова была проведена административная реформа, в результате которой была образована территориальная единица «Кагульский уезд» (Judeţul Cahul), изначально включившая в себя Вулканештский, Кагульский, Кантемирский и Тараклийский районы Молдовы. Однако территориально уезд не полностью совпадал с прежним Кагульским уездом, в частности, в территорию нового Кагульского уезда не была включена территория АТО Гагаузия, а меньше чем через год бывший Тараклийский район был выведен из состава Кагульского уезда в самостоятельный Тараклийский уезд. В 2002 году в Молдове была проведена очередная административная реформа, упразднившая уездное деление.

Административное деление

Российская империя (до 1918 года)

Территория Кагульского уезда, как самостоятельного, так и в составе Измаильского уезда, не имела административного деления и состояла из отдельных колоний.

Румынский период (1918—1940 и 1941—1944 годы)

Изначально территория Кагульского уезда (жудеца) была разделена на четыре пласы: Кантемир (центр — Леово), Ион-Воевода (центр — Кагул), Штефан-чел-Маре (центр — Баймаклия) и Траян (центр — Тараклия). Позже были образованы ещё две пласы: Михай-Витязь и Альбата.

В 1941 году были восстановлены первые четыре пласы, а также в отдельные административные единицы выделены города Кагул (Orașul Cahul) и Леово (Orașul Leova).

Советский период (1940—1941 и 1944—1991 годы)

11 ноября 1940 года территория Кагульского уезда была разделена на 6 районов: Баймаклийский, Вулканештский, Кагульский, Кангазский, Тараклийский и Чадыр-Лунгский.

16 октября 1949 года уездное деление Молдавской ССР было ликвидировано, все районы перешли в непосредственное республиканское подчинение.

Независимая Молдавия (с 1991 года)

В 1999 году в Молдавии была проведена административная реформа, в результате которой Вулканештский, Кагульский, Кантемирский и Тараклийский районы были объединены в Кагульский уезд (жудец); Тараклийский район вскоре был выделен в самостоятельный Тараклийский уезд. Как можно увидеть, территория этого жудеца меньше прежде существовавшего.

В 2002 году была проведена очередная реформа, отменившая уездное деление.

Ссылки

• [www.bessarabia.ru/socium.htm История Бессарабии]
• [romaniainterbelica.memoria.ro/judete/cahul/ Кагульский жудец] (рум)

Отрывок, характеризующий Кагульский уезд

Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.