Казанское общество трезвости

«Казанское Общество Трезвости»
Эмблема (знак отличия) «Казанского Общества Трезвости» (1895 г.)
Лидер:	Соловьёв, Александр Титович
Дата основания:	30 июля (11 августа) 1892 г.
Дата роспуска:	не ранее апреля - мая 1917 г.
Штаб-квартира:	г. Казань, Россия
Идеология:	борьба за народную трезвость, правый монархизм, просветительно-благотворительная деятельность
Партийная печать:	журнал «Деятель» (г. Казань), газета «Русь Православная и Самодержавная» (г. Казань)

К:Политические партии, основанные в 1892 году

«Казанское Общество Трезвости» (КОТ) — одна из крупнейших в Российской Империи губернских просветительно-благотворительных организаций трезвеннической направленности с центром в г. Казани. Функционировало в 1892—1917 гг., распространяло свою деятельность, главным образом, на г. Казань и Казанскую губернию, а также на другие местности Российской Империи, где были открыты отделы КОТ.

Направление и характер деятельности

КОТ было создано небольшой группой известных православно-религиозных, общественных и научных деятелей в 1892 г. (как вспоминали затем его организаторы, «с 10 членами и с десятью рублями») с целью «противодействовать употреблению спиртных напитков среди населения гор. Казани и для сего помогать нуждающимся членам советами, материальными средствами и приисканием занятий», которая в более широком смысле формулировалась как «отрезвление русского народа, выяснение и указание ему истинного пути жизни».

Точной датой образования КОТ считается 30 (11 августа) июля 1892 г., когда «за министра» внутренних дел, его товарищем (заместителем) генерал-лейтенантом Н. И. Шебеко был утверждён устав общества.

Параграфом 3 устава КОТ определялось, что:

Общество состоит из членов обоего пола, всех вероисповеданий, званий и сословий, не допускаются только в члены Общества владельцы винокуренных, водочных и пивоваренных заводов и лица, занимающиеся продажей спиртных напитков. Примечание: В члены Общества не допускаются: а) несовершеннолетние, б) нижние воинские чины, юнкера и в) подвергшиеся ограничению прав по суду.

В конце XIX — начале XX веков алкоголизм в Казани и губернии, как и повсеместно в России, достиг особенно большого распространения; этому способствовали низкая культура населения, тяжёлые материально-бытовые условия, а также широкая продажа алкогольных напитков. По свидетельству профессора И. М. Догеля, в 1884 году в Казани насчитывалось около трёхсот питейных заведений, то есть одно заведение на 490 жителей или почти на пятнадцать домов. Среднее потребление водки на душу населения в Казани в 1913 году составляло пятнадцать с половиной литров.

— Талантов В. В., Лукина М. В. Gran Premio за радение о трезвой Казани// Казань. — 2005. — Июль — август. — С. 244.

С самого начала своей деятельности общество заняло радикальные позиции в трезвенническом движении, пропагандируя полный отказ от употребления алкогольных напитков, признанных им (прежде всего, с медицинской точки зрения) ядом, и требуя от государства введения запрета на их производство и продажу.

Утверждение, что алкоголь является ядом не только в больших, но и в малых дозах, прозвучало одним из первых в России в публичной лекции И. М. Догеля, в которой был дан токсикологический, медико-психологический и социальный анализ употребления алкоголя.

— Талантов В. В., Лукина М. В. Gran Premio за радение о трезвой Казани// Казань. — 2005. — Июль — август. — С. 244.

Главную же причину самого пьянства идеологи КОТ усматривали в растущем отчуждении людей от Бога и их отказе от традиционно-русских норм жизни, что во многом предопределило дальнейшую эволюцию общества в сторону правомонархических взглядов.

Руководство и состав организации

Во главе КОТ стоял Комитет, председателем которого являлся казначей и типограф Казанского Императорского университета А. Т. Соловьёв. Кроме него, в состав Комитета КОТ в разное время входили профессора А. И. Александров (в дальнейшем — после принятия монашества — епископ Чистопольский, ректор Казанской, затем — Санкт-Петербургской Духовной Академий Анастасий), Л. О. Даркшевич, Н. Ф. Катанов, епископ Мамадышский Андрей (князь А. А. Ухтомский), известный религиозный писатель, инспектор Казанской Духовной Академии архимандрит Гурий (А. И. Степанов), настоятель Казанского Спасо-Преображенского миссионерского монастыря архимандрит Варсонофий (В. М. Лебедев), иеромонах Евсевий (Е. П. Рождественский), игумен Казанского Спасо-Преображенского монастыря Иоасаф (И. И. Удалов), историк-краевед протоиерей А. П. Яблоков, казанский полицмейстер П. Б. Панфилов и многие другие.

Почётными членами КОТ являлись такие известные личности, как протоиерей Кронштадтского Андреевского Собора о. Иоанн (И. И. Сергиев), экзарх Грузии Алексий (А. В. Молчанов), епископ Саратовский и Царицынский Алексий (А. Я. Дородницын), архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (А. П. Храповицкий), архиепископы Казанские и Свияжские Владимир (И. П. Петров), Арсений (А. Д. Брянцев) и Иаков (И. А. Пятницкий), епископ Пензенский Митрофан (М. В. Симашкевич), епископ Олонецкий и Петрозаводский Никанор (Н. А. Надеждин), министр финансов России С. Ю. Витте, Самарский губернатор А. С. Брянчанинов, Казанские губернаторы П. А. Полторацкой, М. В. Стрижевский и П. М. Боярский, член Государственного Совета М. Н. Галкин-Враской, член Третьей Государственной Думы, городской голова Самары М. Д. Челышев, городской голова Казани С. В. Дьяченко, ректор Императорского Казанского университета Г. Ф. Дормидонтов, академик А. И. Соболевский, председательница Казанского Управления Российского общества «Красного Креста», супруга командующего войсками Казанского военного округа В. Д. Мещеринова и другие. Одним из благотворителей общества являлся председатель Совета министров России П. А. Столыпин.

Благодаря активной позиции руководства общества, эффективной постановке дела и поддержке со стороны представителей местного православного духовенства и преподавательской интеллигенции, КОТ за короткое время удалось охватить своей деятельностью не только г. Казань, но и всю Казанскую губернию, а затем — обрести последователей и организовать филиалы в целом ряде других местностей Российской Империи (в том числе и в Сибири). Согласно отчёту о деятельности КОТ с 1 сентября 1899 г. по 1 января 1901 г., к концу означенного периода насчитывалось шестьдесят отделов общества. В социальном отношении состав членов КОТ был крайне разнообразным: в нём состояли представители практически всех сословий — от простых крестьянин и чернорабочих до княгини Е. П. Крапоткиной и графини Н. Н. Каймо.

Содержание деятельности

В июне 1893 г. КОТ открыло в г. Казани первую чайно-столовую, в январе 1895 г. — первый мужской ночлежный приют, в марте того же года — бесплатную народную библиотеку-читальню, в декабре 1895 г. — вторую чайно-столовую, в январе 1898 г. — приют для безродных детей. 27 марта 1896 г. КОТ открыло здесь (на Владимирской улице, «в доме Никитиной») первую в России специализированную больницу для лечения алкоголиков.

В 1900 г. при его содействии начало действовать «Общество Защиты Несчастных Женщин в г. Казани», основными задачами которого стали профилактика и борьба с проституцией, в сентябре 1901 г. КОТ открыло в г. Казани приют для женщин.

Общество проводило разъяснительную работу в рабочей, крестьянской и мещанской среде, организовывало публичные чтения антиалкогольной, героико-патриотической, лирической и религиозно-нравственной литературы, занималось издательской деятельностью (с 1896 по 1917 гг. выходил его собственный журнал «Деятель», а с 1905 по 1915 гг. — газета «Русь Православная и Самодержавная», организовывало в г. Казани праздники трезвости.

Одновременно КОТ издавало, переиздавало большими тиражами и распространяло по всей России дешёвые брошюры антиалкогольного и духовно-нравственного содержания, такие, например, как: «Всемерно должно удаляться от пьянства» (епископа Воронежского Тихона /Т. С. Соколова/), «Письма С. А. Рачинского духовному юношеству о трезвости», «Спиртные напитки, как несчастие человека» (И. М. Догеля и А. Т. Соловьёва), «Слова отца Иоанна Ильича Сергиева против пьянства» и другие.

Кроме этого, общество занималось активной популяризацией общероссийской и местной истории, выпуская в свет и распространяя (в качестве приложений к «Деятелю» и отдельными изданиями) книги А. И. Александрова «Царь-Освободитель: преобразователь и просветитель России Император Александр II», И. А. Ардашева «Развалины Болгар и древние Болгары (по описанию англичанина Э. П. Турнерелли)», К. Ф. Фукса «История Казани» и другие, а также — прививало прикладные знания сельскохозяйственного характера, которые содержались в таких, к примеру, изданиях, как книга священника В. И. Веселицкого «Простое руководство к разумному пчеловодству (с рисунками)».

Участие в политической жизни

В конце 1904 — начале 1905 гг., «видя подготовку к беспорядкам, в которой главным образом участвовали евреи», КОТ постановило создать в г. Казани отдел «Русского Собрания», бессменным председателем Совета коего (с момента его официального открытия в декабре 1905 г.) являлся А. Т. Соловьёв. Некоторое время спустя с подачи Комитета КОТ его членам было объявлено, что они должны вступить либо в члены «Русского Собрания», либо в члены «Союза Русского Народа».

Окончательная право-монархическая политизация большей части общества вызвала незначительное идейно-политическое отмежевание от КОТ некоторых отделов и их последующее закрытие, что, впрочем, не повлияло существенным образом на дальнейшие результаты его основной деятельности. В итоге образовался своеобразный функциональный гибрид политической черносотенной организации и религиозно-просветительно-благотворительного общества (уже в декабре 1905 г. Советом Казанского отдела «Русского Собрания» было получено разрешение на открытие при чайно-столовой КОТ собственной библиотеки-читальни).

Вскоре аналогичная метаморфоза произошла и с отделами КОТ по всей Казанской губернии, на базе которых начали возникать многочисленные отделы «Союза Русского Народа». При этом процесс образования на местах отделов самого общества заметно замедлился, но не прекратился: как в самой Казани, так и ещё в целом ряде населённых пунктов Казанской губернии деятельность КОТ продолжала развиваться по восходящей.

КОТ в 1906—1917 гг., международное признание

С 1906 по 1917 гг. в г. Казани им были организованы бесплатный ночлежный приют (открылся в декабре 1906 г.), а также приют для «приготовляющихся на учительское звание и учащихся в учебных заведениях», сооружён Храм Во Имя Всемилостивого Спаса (открылся в апреле 1907 г.), созданы единственная в своём роде в России специализированная лечебница для больных волчанкой (открылась в том же 1907 г.), несколько мастерских (живописная, переплётная, портняжная, сапожная, слесарная, столярная) и прочие учреждения.

Помимо названных, КОТ оказывало помощь «Казанскому Обществу Православных Русских Женщин», «Обществу ремесленников строительных работ при «Русском Собрании», «Казанскому Обществу во имя Всемилостивого Спаса призрения малолетних слабоумных и калек» и другим организациям, принимала деятельное участие в возведении в г. Казани часовни над могилою местоблюстителя Патриаршего Престола (в 1612 — 1613 гг.), второго митрополита Казанского и Свияжского Ефрема, помазавшего на царство первого царя из Дома Романовых — Михаила Фёдоровича.

Высокий статус КОТ был признан не только в Российской Империи, где оно получило несколько престижных наград (в том числе — малую серебряную медаль Всероссийской гигиенической выставки в г. Санкт-Петербурге и почётный отзыв выставки, проводившейся в 1909 г. Московским Комитетом грамотности), но и заграницей: например, на Всемирной промышленной выставке в г. Турине (Итальянское королевство), где обществу была присуждена высшая награда (grand prix), а его руководителю А. Т. Соловьёву — большая серебряная медаль.

С началом Первой мировой войны общество выступило активным проводником «сухого закона», оказывало значительную помощь раненым воинам: так, например, в г. Казани КОТ открыло лазарет (№ 38) для раненых воинов, при котором действовал кружок «Вера, Надежда и Любовь», а также помогало в своём приюте проходившим через город беженцам.

Прекращение деятельности

После революционных событий февраля-марта 1917 г., попав под действие репрессий, проводившихся новыми властями в отношении право-монархических организаций, КОТ вынуждено было сначала значительно замедлить, а затем и вовсе прекратить свою деятельность.

Ссылки

• Алексеев И. Е. Во имя Христа и во славу Государеву (история «Казанского Общества Трезвости» и Казанского отдела «Русского Собрания» в кратких очерках, документах и комментариях к ним). — Часть I. — Казань: Издательство «Мастер Лайн», 2003. — 304 с.
• Алексеев И. [www.ruskline.ru/analitika/2005/10/27/trezvaya_politika/ Трезвая политика: Казанский монархист Александр Титович Соловьёв и дело всей его жизни …]
• Алексеев И. [www.ruskline.ru/analitika/2010/09/16/imperiya_trezvosti_kazanskoe_obwestvo_trezvosti_1892_1917_gg_kak_socialnoistoricheskij_fenomen/ «Империя трезвости»: «Казанское Общество Трезвости» (1892 - 1917 гг.) как социально-исторический феномен]
• Алексеев И. Е. Русское национальное движение в Казанской губернии и Татарстане: конец XIX — начало XX веков (опыт словаря). — Казань: Издательство «Мастер Лайн», 2004. — С.с. 116 — 120.
• Талантов В. В., Лукина М. В. Gran Premio за радение о трезвой Казани// Казань. — 2005. — Июль — август. — С.c. 243 — 245.

Отрывок, характеризующий Казанское общество трезвости

В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.