Кант, Эдгар
| Эдгар Кант | |
| эст. Edgar Kant | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
16 октября 1978 (76 лет) |
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёное звание: |
профессор |
| Альма-матер: | |
Эдгар Кант (21 февраля 1902, Таллин — 16 октября 1978, Лунд) — эстонский географ, один из основоположников социальной географии, ректор Тартуского университета (1941—1944).
Родился в 1902 году в Таллине, в купеческой семье. Учился в Тартуском университете. Был одним из первых учеников финского географа Иоганнеса Габриэля Грано (фин.), который в 1919 году стал профессором в Тарту. Начало научной карьеры Эдгара Канта совпало с первыми годами независимости Эстонии, когда потребность молодого государства в региональных географических исследованиях была велика.
После окончания обучения много путешествовал, был в Швейцарии, Венгрии, Франции, Голландии, Германии, Алжире. В 1923—1924 годах занимал должность ассистента в Тартуском университете, в 1926 году опубликовал исследование городской морфологии Тарту, основанное на обширном собранном материале эмпирических данных о взаимосвязях между городом и окружающей его местностью. Эдгар Кант уделял большое внимание роли городов в развитии Эстонии, в то время преимущественно аграрной страны, лишь четверть населения которой жила в городах. В 1934 году защитил в Тартуском университете диссертацию «Проблемы окружающей среды и населения в Эстонии», посвящённую формированию городской сети центральной Эстонии. В этом труде, в частности, он предложил рассматривать Балтику («Балтоскандию») как самостоятельный географический регион, частью которого выступает Эстония[1]. В том же году стал доцентом университета.
С 1936 года — профессор экономической географии, в 1938—1940 годах — проректор Тартуского университета. В 1938 году Эдгар Кант стал одним из первых 12 академиков, назначенных во вновь созданную Академию наук Эстонии, и стал заведующим секцией гуманитарных наук[2]. Участвовал в создании атласа Эстонии. В 1939 году награждён орденом Белой звезды III степени.
После присоединения Эстонии к СССР 1940 года, ушёл со всех постов. В 1941—1944 годах (во время немецкой оккупации) Эдгар Кант — временный ректор Тартуского университета. Фактически приступил к обязанностям ректора 20 июля 1941 года. Одним из первых распоряжений нового ректора было изъять из всех университетских библиотек книги коммунистического содержания и передать все русскоязычные книги, появившиеся в университете за время советской власти, на специальное хранение. В феврале 1942 года на основании недостаточной квалификации из университета были уволены все преподаватели русского языка (10 человек), а также ряд других преподавателей, русских по национальности. Тем не менее, кафедра славистики университета была сохранена и работала всё время немецкой оккупации, студенты продолжали получать дипломы по славянской филологии и была даже защищена одна докторская диссертация[3].
Эдгар Кант открыто поддерживал немецкую оккупационную администрацию, в ноябре 1943 года на частном совещании бывших государственных деятелей независимой Эстонии он в числе других деятелей призывал активно пропагандировать вступление эстонцев в немецкую армию[4].
После возврата Эстонии под контроль Советского Союза был вынужден покинуть родину. Продолжил научную работу в Швеции, в Лундском университете, с 1945 по 1947 год — в архиве университета; в 1947—1950 годах в качестве преподавателя, до 1963 года — научным сотрудником, в 1963—1967 годах на должности профессора. Обширные международные связи Эдгара Канта оказали существенное влияние на развитие шведской географической науки. Основными направлениями исследований Эдгара Канта в это время были модернизация регионального административного деления Швеции, изучение миграционных потоков, в последующие годы он заинтересовался историей географической терминологии. С 1965 года Эдгар Кант участвовал в работе по созданию международного географического словаря, специализируясь на региональной географии. Умер в 1978 году в Лунде.
Социографическое и антропоэкологическое наследие Эдгара Канта до настоящего времени не потеряло актуальности и продолжает широко изучаться[5].
Напишите отзыв о статье "Кант, Эдгар"
Литература
- Курс, Отт. Научное наследие Эдгара Канта (эст.). — Таллин: Академия, 1992. — С. 578-606. — 606 с.
- Jussi Jauhiainen. Edgar Kant and the Rise of Modern Urban Geography, Geografiska Annaler. Series B. Human Geography, Vol. 87, No. 3, 2005, p. 193—203
- Ann Buttimer and Tom Mels, ‘By Northern Lights: on the making of Geography in Sweden’, Ashgate Publishing Ltd, 2006
Примечания
- ↑ [inosmi.ru/baltic/20100323/158772624.html Географические индивиды]
- ↑ [www.estonica.org/ru/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%B8_%D0%BD%D0%B0%D1%83%D0%BA%D0%B0/%D0%AD%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%8F_%D0%BD%D0%B0%D1%83%D0%BA/%D0%9A%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D0%B8_/ Краткая история Эстонской Академии наук]
- ↑ [www.russianresources.lt/archive/Venetrukisona/Venetrukisona_6.html Галина Пономарёва, Татьяна Шор. Славянская филология в Тартуском университете в годы немецкой оккупации (1941—1944)]
- ↑ Емельянов, Юрий. Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата?. — Быстров, 2007. — С. 78. — 624 с. — ISBN 978-5-9764-0087-0.
- ↑ [finugor.ru/node/21940 Эдгар Кант]
Отрывок, характеризующий Кант, Эдгар
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
