Инна Варламова

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Клавдия Густавовна Ландау»)
Перейти к: навигация, поиск
Инна Варламова
Клавдия Густавовна Ландау
Имя при рождении:

Клавдия Густавовна Ландау

Псевдонимы:

Инна Варламова

Место рождения:

Петроград (СССР)

Место смерти:

Москва

Род деятельности:

прозаик,
переводчик

Годы творчества:

1957 — 1990

Язык произведений:

русский

Дебют:

"Живой родник" (1957)

И́нна Варла́мова (настоящее имя Кла́вдия Густа́вовна Ланда́у, крещёная в католической церкви как Клоди́на Жани́на Виктори́на; 21 января 1923 года, Петроград (по одним сведениям)[1],или (по другим) Новгород[2][3]16 июня 1990 года, Москва) — русская советская писательница, переводчица.





Биография

Инна Варламова родилась в семье инженера Густава Ивановича Ландау (1887—1938), расстрелянного в 1938 по делу об инженерах-путейцах, строителях стратегического шоссе Москва–Минск. Её дед, французский инженер Иван Августович (Жан-Жак) Ландо (1855—1929, Варшава), приехал в Петербург в 1899 году от фирмы «Батиньоль» для строительства Троицкого моста через Неву. Мать — Регина Антоновна Ландау.

В 1941 окончила среднюю школу в Вязьме, после того как началась война, оказалась в эвакуации в Омске. После реабилитации в 1956 мужа (писателя Н. Д. Вигилянского) переехала в Москву, работала в редакции журнала "Работница", писала очерки и рассказы. В 1962 году окончила Высшие литературные курсы при Литературном Институте им. Горького. Первая книга вышла в 1957 году. В конце 1970- х наступил перелом. Инну Варламову перестают печатать, она зарабатывает на жизнь переводами с французского и с языков народов СССР, зачастую не под своим именем. Подписав несколько писем в защиту диссидентов, обрекла себя на дальнейшие гонения, в частности в 1967 поддержала письмо Солженицына об отмене цензуры[3], в 1974 году письма протеста против исключения из СП СССР Л. К. Чуковской и В. Н. Войновича; также подписала ряд писем в защиту узников совести – и с 1974 занесена в "черные списки"[2]. Только тяжелая болезнь спасла её от исключения из Союза писателей. В последние годы жизни (в конце 1980-х гг.) работала над трехтомной эпопеей своего времени.

Семья

Творчество

Первая книга рассказов «Живой родник» вышла в 1957 году, затем в 1959 — роман «Любить и верить», повесть «Мы из Новой Каховки» (в соавторстве с Вигилянским, 1961), роман «Ищу тебя» (1964), сборник рассказов «Окно» (1965). В 1966 были переизданы оба романа и несколько рассказов, в том числе «Ковшик для чистой воды». В 1969 вышел роман «Третьего не дано». В 1974 появилась книга повестей и рассказов «Две любви». Казалось, Инну Варламову и в дальнейшем ожидает судьба вполне благополучной советской писательницы. Но в конце 1970-х наступил перелом. Новый роман «Мнимая жизнь» дружно был отвергнут издательствами, ходил в самиздате, впервые опубликован в 1977 в израильском журнале «Время и мы»[2]; не был принят к производству и киносценарий по этой книге. В романе, посвященном жизни раковых больных, метафорическая злокачественная опухоль поражала всю страну, которая задыхалась в тисках несвободы. В 1978 этот роман выходит в известном американском издательстве «Ардис» (русский и английский варианты). В России до сих пор не издан. Инну Варламову перестают печатать, она зарабатывает на жизнь переводами с французского и с языков народов СССР, зачастую не под своим именем. В конце 1980-х гг. работала над трехтомной эпопеей своего времени (оттепель, возвращение реабилитированных, диссидентство, начало эмиграции, повальное уклонение от службы в армии, война в Афганистане, ветры перестройки). Роман не получил завершения и окончательного названия. До сих пор нигде не опубликован. Не изданы также повести «Предательство» и «Эпицентр»[2].

Напишите отзыв о статье "Инна Варламова"

Примечания

  1. [megabook.ru/article/Варламова%20Инна Варламова Инна.Биография]
  2. 1 2 3 4 [www.rujen.ru/index.php/ВАРЛАМОВА_Инна Варламова Инна]
  3. 1 2 [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?4_2111 Инна Варламова — мать Виглянского В.Н.]

Ссылки

  • [megabook.ru/article/%D0%92%D0%B0%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B0%20%D0%98%D0%BD%D0%BD%D0%B0 Варламова Инна]

Отрывок, характеризующий Инна Варламова

Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.