Классический костюм

Костю́м (от фр. Costume — одежда, одеяние, платье) — традиционное верхнее платье, как правило, выполненное из одной ткани, традиционно мужское. Включает в себя пиджак, жилет и брюки. С середины XX века также дамское платье — обычно включает в себя жакет и юбку, однако есть и женские костюмы с жилетом и брюками (мало распространены).

В классический костюм чаще всего входят пиджак и брюки, реже жилет; его дополняют сорочка, галстук либо бабочка и классические туфли; порой шляпа, нагрудный платок, запонки или карманные часы, цепочка от которых проводится сквозь разрезы для пуговиц на жилете.

Разнообразие костюмов может быть по цветовой гамме (популярные цвета — чёрный, серый, белый, тёмно-синий, тёмно-зелёный, бордовый, синий и др.), по виду верхней одежды (это может быть пиджак, сюртук, визитка, фрак, смокинг, пальто, плащ), по рядам пуговиц (одно- и двубортные), по наличию или отсутствию жилета (однобортный или двубортный, как правило носится под однобортным пиджаком), по наличию аксессуаров (карманные часы, нагрудный платок, запонки), по форме лацканов и другим параметрам.

Классический костюм начал зарождаться ещё в середине XVII века, при Версале короля Луи XIV. Французскую моду перенимали другие страны, а современный костюм появился в Великобритании в начале XIX века. Четыре столетия он был повседневной одеждой. В XVII веке его состав был таким — сюртук, белая рубашка, жилет, жабо, бриджи, чулки и туфли. В XIX веке обувью могли быть сапоги или туфли (в итоге закрепились последние), жабо сменил шейный платок, брюки стали доходить до туфель. Вплоть до начала XX века были популярными трости и цилиндры. До 1960-х гг. как правило костюм включал жилет и шляпу, позднее это стало менее популярным. С 1960-х гг. в моде закрепились костюмы-двойки с однобортными пиджаками, которые удерживают позиции до сих пор.

Традиционно классический костюм носили только мужчины, а женщины носили длинные платья. В XX веке, с укреплением роли женщины в обществе, его также стал носить и слабый пол. Изначально классический костюм был повседневной одеждой, однако с рубежа 50-х и 60-х гг. он стал сдавать позиции и стал предметом одежды либо для ценителей классического стиля, либо для особых случаев, как то престижная работа, официальное мероприятие, праздник, посещение культурных заведений, выступление перед публикой и т. п.

Раньше портные делали костюмы на заказ из тканей заказчика, но с началом промышленной революции было запущено массовое производство и открыто множество магазинов, где широкий спектр товара есть в свободной продаже. Сейчас существует несколько основных способов приобретения костюма — на заказ из собственных тканей, на заказ из каталога, приобретение готового костюма, а также приобретение элементов костюма по отдельности.

История мужского костюма

Костюм в различных вариациях уже четыре сотни лет является мужской одеждой. Он множество раз видоизменялся, но общие каноны оставались неизменными.

Зарождение

Костюм, похожий на современный, появился во Франции XVII века. В то время он обычно состоял из парика, сюртука, белой рубашки с высоким воротником, жабо, жилета, коротких брюк-бриджей до колен, белых чулок и туфель. Введён он был королём Луи XIV, который был первым законодателем мод.

Постепенно проходила средневековая мода в Европе. В 1666 году английский король Чарльз II внедрил новую британскую придворную моду под влиянием французского коллеги. Как он постановил, костюм мужчины должен включать длинное пальто, жилет (тогда его называли петтикоат), шейный платок, парик, короткие брюки-бриджи до колен, белые чулки, туфли, шляпу.

В XVIII веке костюм оставался прежним, видоизменяясь в расцветке и особенностях покроя.

Костюм в XIX веке

Следующие изменения приходятся на период регентства в Великобритании (1811—1820). Британский денди Джордж Браммел изобрёл строгий мужской костюм современного типа. Тогда он включал в себя тёмный, обычно чёрный фрак, белую рубашку, белый шейный платок, светлые жилет и брюки и высокие сапоги. Новая простота и строгость радикально отличается от присущей предыдущим векам пышности и яркой цветовой палитры. Кроме того, Джордж ввёл купание в ежедневный туалет.

С началом Викторианской эпохи в Великобритании изменилась и мода. К середине XIX века стали популярными сюртук и визитка. У последней впереди был широкий разрез, что делало её удобной для верховой езды. Обычно сюртук надевали днём и на официальные мероприятия, а фрак был вечерней одеждой. Жилет носился под все виды верхней одежды.

Неотъемлемыми элементами костюма были шляпа-цилиндр и перчатки. Из Англии костюм распространился на всю Европу, а также Восток США. Колонизация мира приносила новую моду в самые отдалённые его уголки.

Во второй половине XIX века начал зарождаться прямой пиджак, который вместе с брюками и жилетом образовал тот костюм, что сегодня именуется классическим. Также в моду вошли фетровая шляпа и котелок, летом же носили соломенную шляпу-канотье. Новые головные уборы постепенно заменили цилиндры.

В конце XIX века появились неформальные удобные костюмы, предназначенные для занятий спортом, или ношения в загородной местности или на побережье.

Для вечерних приёмов обычно надевали фрак и белый галстук, но к концу века в моду вошёл смокинг, который обычно носили с чёрным галстуком. Название «смокинг» костюм получил, попав в США.

Костюм в XX веке

Начало XX века в Великобритании ознаменовалось так называемой Эдвардианской эпохой. Сюртуки стали менее популярной одеждой, в основном люди предпочитали визитки или пиджаки. Получили популярность чёрные галстуки, их надевали на частные мероприятия, которые проходили, как правило, без дам. Фрак стал использоваться наряду со смокингом.

В Северной Америке популярность приобрёл костюм-«саке». Однако, по отношению к обычному деловому костюму, он считается несколько менее «формальным», так как плотно лежит только на плечах, не имея боковых вытачек.

На фото рядом показаны лидеры по время Версальской конференции. На неформальных встречах, как например, в данной ситуации, они одеты в визитки и пиджаки. На официальных встречах же на них длинные сюртуки.

После завершения Первой мировой войны, в 1920-х визитка стала официальной одеждой, в повседневной жизни стали популярны пиджаки. Более консервативная часть общества носила длинные сюртуки, или, как их прозвали, «Пальто Принца Альберта». Популярны галстуки тёмных тонов. В моду вошли широкие прямые брюки. Особо широкие брюки прозвали «Оксфордские мешки». В 20-40 х гг. была тенденция носить брюки с высокой талией. На протяжении всех 20-х гг. носились однобортные костюмы, двубортные предпочитали консервативные и пожилые люди. Кроме того, в 20-х гг. было модно сочетать двубортный жилет по 4 пуговицы с каждой стороны и однобортные пальто. В 1930-е гг. пришла мода на широкие лацканы.

В 1930-х (и вновь в 1970-х) в моде были длинные пальто/сюртуки и жилеты. Пальто стали более свободными, а брюки стали сужаться книзу. С 1940 года стали производиться новые, неудобные жилеты, и многие мужчины стали на них жаловаться — они топорщились, когда они садились или наклонялись. На два десятилетия в моде укрепились двубортные пиджаки.

1940-е-1950-е года характеризуются большим разнообразием костюмов и их упрощением. Пальто, сюртуки и пиджаки делались прямыми, а в 1960-х гг. двубортные костюмы выходят из моды.

На рубеже 1950-х и 1960-х гг. жилет перестал быть обязательной частью костюма, однако используется по настоящее время. С «джинсовой революцией» также вышли из повсеместного употребления классические шляпы. В 60-х гг. популярны костюмы-двойки с прямыми пиджаками.

Конец 1960-х — начало 1970-х гг. — небольшой всплеск популярности пиджаков в стиле Неру (застёгиваются под горло, с высоким воротником — в Соединённые Штатах их носил, например, Джонни Карсон.

В 1970-х гг. в моду вернулись длинные пальто и жилеты — отчасти под влиянием популярного фильма Saturday Night Fever. Костюмы-тройки ассоциировались также с диско-культурой.

В поздние 70-е многие компании, в первую очередь Haggar, популяризировали костюмы-двойки, а также впервые представили возможность покупать элементы костюма по отдельности.

В 1980-е гг. большинство производителей делают костюмы-двойки, те же немногие, которые продолжили делать жилетами, делали их однобортными и на 4 пуговицы.

К 1985-1986 гг. мода на костюмы-тройки постепенно изживала себя, уступая место приталенным двубортным и однобортным костюмам-двойкам.

Начиная с 60-х гг. классические костюмы перестали быть повседневной одеждой. Брюки в массах уступали место джинсам, пиджаки и сюртуки — свитерам, футболкам и др. одежде, туфли — ботинкам и кроссовкам. Вошли в моду свитера-жилеты с вырезами, ставшие популярнее классических жилетов.

Костюм в XXI веке

В 90-х годах XX и в начале XXI века был небольшой всплеск популярности двубортных костюмов, но вскоре он завершился.

В настоящее время костюмы-двойки популярнее костюмов-троек. Пиджак и брюки как правило сшиты из одного материала, для делового костюма это часто шерсть. В прошлом десятилетии популярными были однобортные пиджаки на трех пуговицах, сейчас в моду вошли пиджаки на двух пуговицах с узкими лацканами и укороченными полами. Однако в продаже есть варианты вплоть до четырёх пуговиц.

В настоящее время классические костюмы носятся либо ценителями классического стиля, либо по особым случаям. Также вошли в моду предметы классического стиля, но в современной обработке, как то пиджаки с яркими расцветками и рисунками, разноцветные брюки-джинсы и т. п.

История женского костюма

Женский костюм начал зарождаться в 1660-е гг., когда в женском костюме для верховой езды появилось сочетание пальто/жакета и юбки. Подобная же одежда, не связанная в верховой ездой, появилась в конце XIX века. Здесь нужна лингвистическая справка. Эту одежду называли costume, но не suit. Оба слова на русский переводятся как «костюм». Но в первом случае — костюм как совмещение предметов одежды, а во втором имеется в виду костюм как классическая одежда, по аналогии с мужской одеждой. Так вот, данная форма одежды стала классическим костюмом только после Первой мировой войны.

Портные, делая женские костюмы, использовали мягкие ткани и стремились подчеркнуть женственность в своих работах. Костюм с юбкой стал повседневной женской одеждой, его надевали, когда шли на работу или по городу. На полуофициальные мероприятия надевали коктейльные костюмы.

В середине XX века появился деловой женский костюм — обычно состоящий из жакета и юбки, чаще тёмного оттенка. Под него обычно носят светлую рубашку, колготы (либо чулки) и туфли, реже нашейные украшения и нагрудные платки.

В 1964 году дизайнер André Courrèges внедрил женские костюмы с брюками. Они стали использоваться наряду с юбочными. И те, и другие к 1970-м — 1980-м укрепились в качестве постоянной официальной одежды для женщин. Отчасти этому поспособствовал бестселлер Dress for Success.

Элементы костюма

Костюмы могут быть весьма разнообразными, в зависимости от выбора стиля и конкретных элементов одежды.

Тип покроя

В зависимости от покроя костюм (пиджак, смокинг или сюртук) может быть однобортным и двубортным. Костюмы первого типа наиболее распространены, в них левая и правая стороны перекрываются незначительно, а пуговицы расположены на правом борте. Двубортные же костюмы являются признаком консервативного стиля. Периодически проходят вспышки их популярности, но они не продолжаются дольше нескольких лет. В двубортных костюмах левая часть сильно перекрывает правую, а пуговиц расположены в два симметричных ряда. Часто дальний ряд просто декоративен, однако есть варианты и с застёгиванием обоих рядов.

Двубортные костюмы выглядят более официально и элегантно, они всегда носятся под галстук. Однобортная же модель может дополняться жилетом, как правило, однобортным, однако встречаются и двубортные модели.

Также по покрою костюмы можно разделить на три основные категории:

• Английский покрой — такой пиджак имеет четыре или шесть пуговиц, слегка подбитые плечи, стянутую талию, два внешних кармана с клапанами и две шлицы на спине (своеобразные вертикальные прорехи у подола в спинной части). Костюм в строгом стиле для мужчин нормального телосложения. Также прозван как «гленчек», порой шьётся в крупную клетку.
• Для Европейского покроя характерен удлиненный пиджак с расширенными плечами, с широкими лацканами и без шлиц, а также более свободные брюки. Такой костюм хорошо подойдёт полным мужчинам, а также высоким и не широкоплечим. Не так давно появилась его видоизменённая версия с узкими брюками и пиджаком с высокими проймами, средних размеров отрезными лацканами, центральной шлицей и прорезными карманами. Элегантная модель для мужчин низкого и среднего роста.
• Американский тип покроя или американ сак — как правило, короткий пиджак, слегка квадратный, немного мешковатый. Плечевые подкладки здесь отсутствуют, имеются карманы с клапанами и небольшие отрезные, слегка закругленные лацканы. Покрой сужается на талии, пуговиц две или три. Вариант для полных мужчин.

Мужской деловой костюм

Деловой костюм является де-факто формой одежды в бизнесе и на официальных мероприятиях. Состоит обычно из пиджака и брюк, выполненных из ткани одного типа и предназначенных для ношения вместе.

Костюм может приобретаться как готовым, так и изготовляться на заказ. Наиболее предпочтительным вариантом является второй, так как это позволяет пошить костюм, идеально подходящей фигуре конкретного человека. Такой способ в то же время является наиболее дорогостоящим, а также есть риск, что параметры заказчика изменятся с того момента, как с него сняли мерки.

Готовые костюмы позволяют значительно сэкономить, но не обеспечивают должного удобства и, зачастую, достаточного качества изготовления.

Качество пошива костюма определяется по швам, которые должны быть ровными и гладкими, небольшим деталям (как то: качество пуговиц, подгонка материала по рисунку, возможность расстегнуть пуговицы на рукавах и др.), а также по внешнему виду в целом.

См. также

• Классический стиль
• Деловой стиль
• Дресс-код

Литература

• Antongiavanni, Nicholas: The Suit, HarperCollins Publishers, New York, 2006. ISBN 0-06-089186-6
• Byrd, Penelope: The Male Image: men’s fashion in England 1300—1970. B. T. Batsford Ltd, London, 1979. ISBN 0-7134-0860-X
• Croonborg, Frederick: The Blue Book of Men’s Tailoring. Croonborg Sartorial Co., New York and Chicago, 1907
• Cunnington, C. Willett; Cunnington, Phillis (1959): Handbook of English Costume in the 19th Century, Plays Inc, Boston, 1970 reprint
• Devere, Louis: The Handbook of Practical Cutting on the Centre Point System (London, 1866) revised and edited by R. L. Shep. R. L. Shep, Mendocino, California, 1986. ISBN 0-914046-03-9
• Doyle, Robert: The Art of the Tailor, Sartorial Press Publications, Stratford, Ontario, 2005. ISBN 0-9683039-2-7
• Druessedow, Jean L. (editor): Men’s Fashion Illustration from the Turn of the Century Reprint. Originally published: New York: Jno J. Mitchell Co. 1910. Dover Publications, 1990 ISBN 0-486-26353-3
• Mansfield, Alan; Cunnington, Phillis: Handbook of English Costume in the 20th Century 1900—1950, Plays Inc, Boston, 1973
• Stephenson, Angus (editor): The Shorter Oxford Dictionary. Oxford University Press, New York, 2007
• Unknown author: The Standard Work on Cutting Men’s Garments. 4th ed. Originally pub. 1886 by Jno J Mitchell, New York. ISBN 0-916896-33-1
• Vincent, W. D. F.: The Cutter’s Practical Guide. Vol II «All kinds of body coats». The John Williamson Company, London, circa 1893.
• Waugh, Norah: The Cut of Men’s Clothes 1600—1900, Routledge, London, 1964. ISBN 0-87830-025-2
• Whife, A. A (ed): The Modern Tailor Outfitter and Clothier. The Caxton Publishing Company Ltd, London, 1951

Отрывок, характеризующий Классический костюм

В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…