Красное (Молодечненский район)
Деревня
Показать/скрыть карты
|
Кра́сное (белор. Кра́снае) — деревня в Молодечненском районе Минской области, Белоруссия. Административный центр Красненского сельсовета.
Содержание
Местоположение
Находится в 16 км к юго-востоку от Молодечно. Через Красное проходит республиканская дорога Минск — Молодечно — Нарочь Р28. Железнодорожная станция носит название Уша (на линии Минск — Молодечно). Деревня стоит на реке Уша, приток реки Вилии.
История
Впервые Красное (под названием Красное село) упоминается во второй половине XV века как собственность великих князей литовских. В 1486 году поселение получило статус статус городка. К 1500 году здесь был основан костёл.
В конце XV — первой половине XVI века Красное становится центром уезда. Согласно с административно-территориальной реформой (1565—1566), городок как центр староства вошёл в состав Минского уезда Минского воеводства. На 1765 год здесь было 58 дворов, работали костёл и трактир.
В результате второго раздела Речи Посполитой в 1793 году Красное оказалось в составе Российской Империи в Вилейском уезде. По состоянию на 1866 год в городке находилось 60 дворов. По результам переписи 1897 года — 152 дворов, церковь, 2 школы, народное училище, почта, фельдерский пункт, 22 магазина и 8 трактиров.
Согласно с Рижским мирным договором 1921 года, Красное оказалось в составе межвоенной Польской Республики, где стало центром гмины Молодечненского уезда Виленского воеводства. Городок использовался как гарнизонная гарнизонная усадьба батальона корпуса охраны границы «Красное».
В 1939 году Красное вошло в БССР, где в 1940 году получило официальный статус посёлка городского типа. Во Вторую мировую войну с 25 июня 1941 года до 4 июля 1944 года место находилось под немецкой оккупацией. В 1954 году Красное понизили до статуса деревни. По состоянию на 1972 год здесь находилось 611 дворов, на 1997 год — 1216 хозяйств.
Население
Красное является четвёртым по численности жителей населённым пунктом Молодечненского района (после Молодечно, Радошковичи и Чисть).
- 1897 — 1019 жителей;
- 1921 — 1012 жителей;[1]
- 1972 — 2989 жителей;
- 1997 — 3283 жителей;[2]
- 2011 — 2916 жителей[3].
Динамика
- 1765 — 58 дворов;
- 1866 — 60 дворов;
- 1897 — 152 двора (по результатам переписи);
- 1972 — 611 дворов;
- 1997 — 1216 дворов.
Инфраструктура
В деревне работают средняя школа, дошкольное учреждение, амбулатория, дом культуры, библиотека, почта.
Достопримечательности
- Городище
- Костёл Вознесения Пресвятой Девы Марии (1908—1912)
- Кладбища: еврейские, католические
- Церковь Покрова Пресвятой Богородицы (1889)
Напишите отзыв о статье "Красное (Молодечненский район)"
Примечания
- ↑ Skorowidz miejscowości Rzeczypospolitej Polskiej. Tom VII. Część II. Ziemia Wileńska. Powiaty: Brasław, Duniłowicze, Brasław i Wilejka. — Warszawa: Główny Urząd Statystyczny Rzeczypospolitej Polskiej, 1923
- ↑ Валерый Шаблюк. Краснае // Крыніцы/ЭГБ|4к. С. 250.
- ↑ [www.molodechno.minsk-region.by/ru/region/geogr Сайт Маладзечненскага райвыканкама]
Ссылки
- [radzima.org/be/miesca/krasnae-2.html Снимки на Radzima.org]
- [globus.tut.by/krasnoe_mo/index.htm Достопримечательности на портале globus.tut.by]
Отрывок, характеризующий Красное (Молодечненский район)
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
