Куккьярони, Эрнесто

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)
Эрнесто Куккьярони
Общая информация
Прозвища Tito, El Loco
Родился
провинция Мисьонес, Аргентина
Гражданство Аргентина
Рост 169 см
Вес 70 кг
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
?—1949 Ривадавия
1949—1954 Тигре
1955—1956 Бока Хуниорс 44 (16)
1956—1958 Милан 41 (7)
1958—1959 Реал Хаэн
1959—1963 Сампдория 138 (40)
Национальная сборная**
1955—1956 Аргентина 11 (0)
Международные медали
Чемпионаты Южной Америки
Золото Чили 1955
Серебро Уругвай 1956

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Эрне́сто Куккьяро́ни (итал. Ernesto Cucchiaroni; 16 ноября 1927, провинция Мисьонес, Аргентина — 4 июля 1971, там же) — аргентинский футболист.

Участник двух чемпионатов Южной Америки — 1955 и 1956. Также был финалистом Кубка чемпионов в 1958 году, где «Милан» уступил «Реалу» со счётом 2:3.

Умер от бокового амиотрофического склероза[1].

Напишите отзыв о статье "Куккьярони, Эрнесто"



Примечания

  1. [archiviostorico.corriere.it/2003/marzo/27/Samp_morti_sospette_co_0_030327111.shtml Samp, 5 le morti sospette]


</div>

Отрывок, характеризующий Куккьярони, Эрнесто

Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».