Ломбардо, Франсиско

Франсиско Ломбардо
Общая информация
Полное имя	Хуан Франсиско Ломбардо
Родился	Мендоса, Аргентина
Гражданство
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
?—1951	Ньюэллс Олд Бойз
1952—1960	Бока Хуниорс	196 (1)
1960	Ривер Плейт	9 (0)
Национальная сборная**
1952—1959	Аргентина	37 (0)
Международные медали
Чемпионаты Южной Америки
Золото	Чили 1955
Золото	Аргентина 1959
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Хуа́н Франси́ско Ломба́рдо (исп. Juan Francisco Lombardo; 11 июня 1925, Мендоса — 24 мая 2012, Лас-Эрас) — аргентинский футболист, защитник. Провёл 37 матчей за сборную Аргентины. Участник Чемпионата мира по футболу 1958 года.

Карьера

Клубная

Первым клубом Ломбардо был «Ньюэллс Олд Бойз». В 1952 году он перешёл в «Бока Хуниорс», где и провёл большую часть своей карьеры. За «Боку» Ломбардо сыграл 196 матчей, забив один мяч, в игре с «Платенсе», завершившимся вничью.

В 1960 году Франсиско перешёл в стан главных соперников «Боки» «Ривер Плейт», за который он провёл один сезон, сыграв 9 матчей.

Сборная

В составе сборной Аргентины Ломбардо играл на 4-х Кубках Америки (1955, 1956 и дважды в 1959 годах), а также на Чемпионате мира по футболу 1958 года. Всего за сборную Аргентины он провёл 37 матчей.

Достижения

Бока Хуниорс

• Чемпион Аргентины: 1954

Сборная Аргентины

• Победитель Кубка Америки: 1955, 1959 (Аргентина)

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=19343 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

</div> </div> </div>

Отрывок, характеризующий Ломбардо, Франсиско

– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.