Лисбет Саландер

Лисбет Саландер
Lisbeth Salander
Лисбет Саландер в исполнении Нуми Рапас
Создатель:	Стиг Ларссон
Произведения:	Девушка с татуировкой дракона, Девушка, которая играла с огнём, Девушка, которая взрывала воздушные замки
Первое упоминание:	Девушка с татуировкой дракона
Пол:	женский
Национальность:	шведка
Место жительства:	Стокгольм, Лундагатан, д. ? Фискаргатан, д. 9
Возраст:	23-27 лет
Дата рождения:	30 апреля 1978 года
Семья:	мать Агнета София Саландер (Шёландер), отец Александр Залаченко (Карл Аксель Бодин), сестра Камилла Саландер, сводный брат Рональд Нидерман
Прозвище:	Оса (Wasp)
Род занятий:	хакер
Прототип:	Пеппи Длинныйчулок
Роль исполняет:	Нуми Рапас, Руни Мара

Ли́сбет Сала́ндер (шведск. Lisbeth Salander, прозвище — Оса) — вымышленный персонаж, девушка-хакер, несправедливо признанная властями недееспособной. Главная героиня серии книг шведского писателя Стига Ларссона «Миллениум» вместе с Микаэлем Блумквистом. На спине имеет татуировку, изображающую дракона.

Краткое описание

Лисбет Саландер — это женщина, ненавидящая мужчин, которые ненавидят женщин.

— Стиг Ларссон. «Девушка, которая играла с огнём» / в пер. Анны Савицкой — Москва: Эксмо, 2009.

Лисбет — бледная, анорексически худая девушка с короткой стрижкой и пирсингом в носу и бровях. Рост — около 150 см, вес — 40 кг. У Лисбет рыжие волосы, которые она красит в иссиня-чёрный цвет. На шее имеет татуировку в виде осы длиной в два сантиметра, одну вытатуированную цепочку, обвивающую бицепс левой руки, и другую — щиколотку. Отличительная черта — татуировка на правой части спины, от плеча до ягодицы, изображающая дракона. Испытывая комплексы из-за небольшого размера бюста, во второй книге Лисбет сделала операцию по увеличению груди.

Имея за плечами трудное детство, Лисбет замкнута и асоциальна и испытывает трудности в дружбе и общении с людьми. Особенно враждебно она относится к мужчинам, грязно обращающимся с женщинами, и получает огромное удовольствие от их разоблачения и наказания. Это вполне соответствует взглядам автора и является главной темой всей серии книг.

Под никнеймом «Оса» (англ. Wasp) известна в международном хакерском сообществе «Хакерская республика». Обладает фотографической памятью и хорошими навыками маскировки.

Биография

1978—1993 гг. Раннее детство и «Весь этот кошмар»

Лисбет Саландер родилась 30 апреля 1978 года. Её мать, Агнета София Шёландер, была кассиром в продуктовом магазине и родила в 17 лет Лисбет и её сестру Камиллу. Отцом двойняшек был перебежчик и бывший агент ГРУ, Александр «Зала» Залаченко. По словам Лисбет, отец был «психопатом, убийцей и мучителем женщин». Он бил и насиловал Агнету Софию, что однажды привело к тому, что в двенадцать лет Лисбет нанесла ему пять ударов ножом в плечо, а в другой раз подожгла его в машине, бросив туда пакет с бензином и зажжённую спичку.

Однако, из-за ценности Залаченко для «Секции спецанализов» Службы безопасности, занимавшейся его тайной, Зала уже не в первый раз остался безнаказанным, а Лисбет Саландер, представлявшая угрозу расконспирации Залаченко, была помещена в психиатрическую клинику Святого Стефана с помощью фальшивого заключения судебно-психиатрической экспертизы, составленного психиатром Петером Телеборьяном.

В прологе ко второй части трилогии описываются мысли Саландер, лежащей крепко пристёгнутой ремнями к больничной койке в день своего тринадцатилетия, когда её навещает Телеборьян:

…Она ненавидела его голос. Невозмутимо, без признаков насмешки или неприязни он сообщил, что пришёл поздравить её, потому что сегодня у неё день рождения. Она догадывалась, что он лжет.

Она ненавидела его. Он подошёл ближе и остановился у изголовья, опустил ей на лоб влажную ладонь, провел пальцами по её волосам, что должно было выражать дружелюбие. Вероятно, в качестве подарка к её дню рождения.

Она ненавидела его прикосновения.

— Стиг Ларссон. «Девушка, которая играла с огнём» / в пер. Анны Савицкой — Москва: Эксмо, 2009.

Два года, с 1991-го по 1993-й, Лисбет пробыла в психиатрической клинике. Ей был назначен опекуном адвокат Хольгер Пальмгрен, в 1993 году при содействии главного врача клиники нашедший для Саландер приёмную семью и вернувший тем самым её в общество. В дальнейшем Лисбет ещё раз угрожало помещение в психиатрическую лечебницу, однако Пальмгрен смог защитить её в суде.

1993—2003 гг. Под опекой у Хольгера Пальмгрена

К семнадцати годам Лисбет Саландер превосходно владела компьютером. Она разыскала свою сестру Камиллу и попыталась вынудить её рассказать, где находится Залаченко, однако встреча сестёр закончилась тем, что они поссорились и подрались.

В конце 90-х Лисбет решила научиться боксу и попала в Цинкенсдаммский клуб к известному на то время боксеру Паоло Роберто. Поначалу её восприняли с насмешкой из-за щуплого телосложения, однако она показала необычайную ловкость и быстроту, благодаря которым завоевала авторитет в клубе и получила кличку «Оса».

Однажды в то время, когда Лисбет возвращалась в свой временный дом к приёмным родителям, в метро её стал домогаться пятидесятидвухлетний педофил Карл Эверт Блумгрен. Когда он начал её касаться, она не стерпела и жестоко избила его, за что была сразу же задержана полицией, а по вердикту суда признана недееспособной.

Опекун Хольгер Пальмгрен нашёл для Лисбет работу в охранном агентстве «Милтон Секьюрити» (англ. Milton Security). Директор агентства Драган Арманский поначалу принял Саландер исключительно из-за просьбы Пальмгрена, поручив ей работу с почтой и незначительные офисные поручения, но через некоторое время уязвлённая Лисбет продемонстрировала ему свои незаурядные способности к обнаружению информации, и Арманский нанял её для расследований о частных лицах. В ходе одного из этих расследований Саландер заочно познакомилась с журналистом Микаэлем Блумквистом, создателем и редактором журнала «Миллениум».

Пальмгрен собирался решить вопрос о недееспособности Лисбет, однако осенью 2002-го у него случился инсульт, и он впал в кому. Опекуном Лисбет по недосмотру нового главы «Секции» становится адвокат Нильс Бьюрман — один из тех, кто в 1976 году встретил перебежавшего в Швецию Залаченко.

2003—2006 гг. Работа с «Миллениумом»

Бьюрман явился полной противоположностью своего предшественника Хольгера Пальмгрена, и при первой же возможности новый опекун лишает Лисбет её независимости. Он пытается шантажировать Лисбет её же деньгами, взамен добиваясь от неё секса. Сначала он принуждает её к оральному сексу, а в следующий раз жестоко насилует её у себя в квартире в течение пяти-шести часов с перерывами. Однако Лисбет записывает изнасилование на скрытую камеру. Придя в третий раз к Бьюрману, она угрожает отправить во все шведские газеты видеозапись её изнасилования и заодно вытатуировывает ему на животе надпись: «Я — САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК». Саландер становится де-факто независимой от своего опекуна, а также предусматривает в будущем отмену решения о недееспособности, вынуждая Бьюрмана регулярно отправлять положительные отчёты о ней в социальную службу.

В 2003 году скандально известный журналист и автор журнала «Миллениум» Микаэль Блумквист, выполняя расследование исчезновения Харриет Вангер — племянницы известного промышленника Хенрика Вангера, получает Лисбет себе в помощницы, и она помогает ему в расследовании. Совместными усилиями они выясняют, что покойный племянник Хенрика Вангера Готфрид и его сын Мартин в течение десятилетий насиловали и убивали женщин, а пропавшая сестра Мартина Харриет убила Готфрида и, опасаясь мести Мартина, скрылась, переехав в Австралию. Блумквист, пытаясь забраться в дом Мартина, попадает к нему в ловушку, и тот чуть было не поступает с ним почти в той же манере, что и со своими жертвами. Но в нужный момент появляется Лисбет с клюшкой для гольфа и спасает Микаэлю жизнь. Она преследует Мартина на своём мотоцикле, и тот, запаниковав, врезается в грузовик и погибает.

Лисбет взламывает сеть компьютеров «Веннерстрём груп» и находит на миллиардера компромат, который Блумквист предаёт огласке, тем самым приобретая скандальную известность. Саландер, маскируясь под личностью Ирене Нессер, крадёт со счетов терпящего крах финансиста сумму в 3 миллиарда шведских крон (260 млн долларов США) и размещает их на анонимных банковских счетах. Для этого она предварительно находит в Гибралтаре адвоката Джереми МакМиллана и помогает ему расправиться с долгами. Впоследствии Лисбет покупает себе за 25 миллионов крон новую квартиру в престижном районе Стокгольма, на улице Фискаргатан.

Во время работы с Блумквистом Лисбет неожиданно для самой себя в него влюбляется, и у них завязывается роман. Однако однажды вечером Лисбет видит его выходящим из кафе со своей долголетней любовницей, главным редактором «Миллениума» Эрикой Бергер. Саландер выкидывает в мусорный контейнер подарок, который купила для Микаэля, и, разочаровавшись в своих чувствах, решает навсегда вычеркнуть «Чёртова Калле» Блумквиста из своей головы.

В 2004 году Лисбет решает провести многомесячный отпуск за границей и оказывается в Гренаде, где знакомится с шестнадцатилетним студентом Джорджем Блендом, с которым ради интереса вступает в интимную связь. На острове она спасает жизнь Джеральдине Форбс, которую погрязший в долгах муж пытается убить во время урагана, чтобы завладеть её богатыми средствами.

В это время забывший себя от отчаяния Нильс Бьюрман, формально ещё являющийся опекуном Саландер, выходит на связь с Залаченко и просит его об убийстве своей подопечной. Залаченко без всякого сожаления поручает это дело сводному брату Саландер, Рональду Нидерману, крепкому парню выше двух метров ростом, не чувствующему боли из-за врождённой анальгезии. По случайному совпадению на Бьюрмана и Залу в это время выходит занимающийся расследованием о трафикинге секс-рабынь из Прибалтики в Швецию журналист Даг Свенссон, работающий на «Миллениум». Нидерман убивает Свенссона и его подругу Миа Бергман, собирающуюся защищать диссертацию на эту же тему. Нильс Бьюрман паникует, поэтому попутно Нидерман устраняет и его. Незадолго до убийства к Дагу и Миа наведывается Саландер, узнавшая об их интересе к Зале. По несчастливому стечению обстоятельств на следующее утро Саландер начинают подозревать в убийстве Дага, Миа и Бьюрмана.

В это время у Лисбет возобновляется сексуальная связь с давней знакомой, лесбиянкой Мириам Ву, и она предлагает ей переехать в свою старую квартиру на Лундагатан, о чём впоследствии жалеет. В отсутствие Лисбет к Мириам Ву заявляется Нидерман и увозит её на склад под Нюкварном, к западу от Стокгольма. К счастью, Паоло Роберто в то время оказывается в Стокгольме и, узнав о событиях, следует за Нидерманом на склад и спасает Ву от Нидермана, побеждая Нидермана с её помощью в неравной схватке.

Лисбет находит Залаченко и Нидермана на ферме Гессеборга, но они оказываются подготовленными и решают убить Саландер, закопав её неподалёку. Саландер пытается оказать сопротивление, однако в неё три раза стреляет Залаченко, одним из выстрелов попадая ей в голову из малокалиберного браунинга. Лисбет закапывают заживо с пулей в голове. Однако ночью она выбирается из-под земли и, находясь при смерти, наносит тяжкие повреждения Залаченко ударами топора в лицо и ногу. Нидерману, давно страдавшему от галлюцинаций и боязни темноты, приходится бежать в ужасе от «восставшей из мертвых» сводной сестры. На помощь Лисбет прибывает Микаэль Блумквист, в дальнейшем помогающий ей в расследовании всей истории параллельно с полицией и отделом охраны конституции при Службе государственной безопасности.

Лисбет вместе с Залаченко отвозят в Сальмгренскую больницу. Там Залаченко убивает бывший глава «Секции» Эверт Гульберг. Блумквист помогает Лисбет и тайком передаёт ей карманный компьютер с доступом в Интернет. С помощью своих связей в хакерском сообществе Лисбет помогает подруге Микаэля Эрике Бергер спастись от преследований бывшего одноклассника-маньяка.

После выздоровления Лисбет происходит судебное разбирательство по обвинению девушки в покушении на отца. На процессе Саландер защищает сестра Микаэля Анника Джаннини, которая доказывает незаконный заговор против девушки. Лисбет оправдывают, и решение о недееспособности отменяется, что вызывает огромную вереницу расследований в отношении «Секции», Петера Телеборьяна и социальных служб. Лисбет решает уехать из Швеции и прилетает в Гибралтар. Она чувствует себя виноватой перед Мириам Ву и какое-то время пытается забыться с помощью алкоголя и случайных связей.

Потом Саландер едет навестить сбежавшую во Францию Мириам, с которой договаривается быть друзьями. Она возвращается в Швецию и неожиданно встречает своего сводного брата на заброшенном кирпичном заводе, доставшемся ей после описи имущества Залаченко. Она обнаруживает там тела убитых Нидерманом русских девушек, которых в спешке оставили умирать от голода его бывшие подельники — торговцы людьми братья Ранта.

Нидерман запирает Саландер на заводе, и у них завязывается бой. Саландер удаётся прибить ступни его ног к полу с помощью гвоздезабивного пистолета и навести на завод его бывших подельников-байкеров, желавших расправы с ним. Нидермана убивают.

Лисбет возвращается к себе в Стокгольм, в квартиру на Фискаргатан. К ней приходит Микаэль Блумквист, и она, теперь уже сознательно, решает ему открыться.

Она посмотрела на него и отметила, что никаких чувств к нему больше не питает. Во всяком случае, никаких этаких чувств.

В течение прошедшего года он действительно вел себя как настоящий друг.

Она ему доверяет. Возможно. И в то же время её страшно раздражает то, что почти единственным человеком, кому она доверяет, является тот, с которым она не хочет видеться. Внезапно она решилась. Глупо притворяться, будто его не существует. Ведь его вид больше не причиняет ей боли.

Она распахнула дверь и снова впустила его в свою жизнь.

— Стиг Ларссон. «Девушка, которая взрывала воздушные замки» / в пер. Анны Савицкой — Москва: Эксмо, 2009.

Характер

Лисбет явно демонстрирует признаки асоциального расстройства личности: неспособность соответствовать социальным нормам, пренебрежение собственной внешностью, склонность к преступлению (взломы замков, агрессивное поведение и осознанное желание наносить вред людям). Примером этого служит её просьба разрешить убить Мартина Вангера.

Второй главный герой трилогии, Микаэль Блумквист, предполагает, что Саландер страдает от синдрома Аспергера. Противники Саландер диагностируют её как параноидальную психопатку. Опекун героини адвокат Нильс Бьюрман описывал её как «больную, жестокую, безумную к чертям шлюху». Доктор Телеборьян описал её такими словами, как «параноик», «психотичка», «шизофреник», «эгоистичная психопатка».

Несмотря на все мнения и рассуждения о психическом состоянии Лисбет Саландер, на суде она признаётся вменяемой и адекватной.

Некоторые исследователи описывают Лисбет как «героиню с нетрадиционными и мрачными закидонами», «супергероиню», «несоответствующую», «андрогинную, асоциальную, бисексуальную одиночку, зарабатывающую на жизнь хакерством…».

Сам писатель заявляет, что Саландер может восприниматься как необычная социопатка, из-за наполненной травмами жизни и неспособности соответствовать социальным нормам.

Идея

По словам Стига Ларссона, характер Лисбет создавался по образу взрослой Пеппи Длинныйчулок. Табличка на двери стокгольмской квартиры Лисбет по адресу Фискаргатан, 9 гласит «В. Кюлла». Дом Пеппи Длинныйчулок назывался «Вилла Вилекюлла».

Друг Ларссона Курдо Бакси рассказывал о событии, которое писателю довелось пережить в возрасте 15 лет. Ларссону случайно довелось стать свидетелем того, как трое его знакомых насиловали 15-летнюю девушку по имени Лисбет. Однако Стиг не смог сделать ничего, чтобы помешать этому. Таким образом, по мнению Бакси, книга — это один протяжный крик: «Больше никогда!».

Интересные факты

• Александр Залаченко, отец Лисбет, рассказал ей, что, кроме Рональда Нидермана, у неё есть ещё по меньшей мере четверо сводных братьев и три сводных сестры в разных странах, в том числе брат в Эстонии.
• Микаэль Блумквист в письмах иногда обращался к Лисбет по имени Салли, а поверенный Джереми МакМиллан любил называть её Лиз.
• Когда Лисбет была в Сальмгренской больнице, Микаэль тайком передал ей карманный компьютер, пароль от которого был «Пеппи» (швед. Pippi).
• В 2012 году журнал «Forbes» поставил Лисбет на 11 место в списке 15 богатейших вымышленных персонажей, оценив её состояние в 2,4 миллиарда долларов.

Литература

• Dan Burstein, Arne de Keijzer, and John-Henri Holmberg. The Tattooed Girl/ The Enigma of Stieg Larsson and the Secrets Behind the Most Compelling Thrillers of Our Time. St. Martin’s Press / St. Martin’s Griffin, ISBN 978-0-312-61056-2, ISBN 0-312-61056-4

Ссылки

• [www.larssontrilogy.com/ The Stieg Larsson Trilogy] — сайт от издательства Quercus (англ.)
• [foturist-ru.livejournal.com/613446.html По следам Лисбет Саландер]

Отрывок, характеризующий Лисбет Саландер

В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.