Лозинский, Михаил Михайлович

Михаил Михайлович Лозинский
Михайло Лозинський
Место рождения:	село Бабино Калушского повета, Галиция, Австро-Венгрия (ныне Калушский район Ивано-Франковской области Украины)
Место смерти:	урочище Сандармох, Карелия, РСФСР
Научная сфера:	право,публицист
Альма-матер:	Львовский университет

Михаил Михайлович Лозинский (псевдонимы — М. Закордонний, М. Михайленко); 30 июля 1880 — 3 ноября 1937) — украинский государственный и политический деятель, публицист.

Биография

В 1893—1899 годах учился в Станиславской бурсе. В 1900 году получил аттестат зрелости в Львовской гимназии. Изучал право во Львове, Вене и Цюрихе. В 1914 году защитил кандидатскую диссертацию по праву в Вене.

Печататься начал в 1897 году в социал-демократической прессе в Швейцарии. С 1903 года работал юристом и журналистом во Львове, сотрудничал в ряде изданий — «Гражданский голос», «Дело» (Львов), «Рада» (Киев). В 1907—1914 годах жил и работал в России (Киев, Харьков, Одесса, Варшава, Вильно, Москва, Санкт-Петербург). В годы Первой мировой войны принимал участие в деятельности Союза Освобождения Украины.

Член Национальной рады ЗУНР, участвовал в составе украинской делегации в Парижской мирной конференции. С марта 1919 года — заместитель государственного секретаря иностранных дел правительства ЗУНР. Также возглавлял делегацию ЗУНР на переговорах с Польшей.

В эмиграции в Чехословакии, в 1921—1927 годах - профессор международного права и истории украинской политической мысли Украинского свободного университета (Прага).

Переехал в СССР в 1927 года, преподавал в Харьковском Институте народного хозяйства и Институте марксизма, в 1928—1930 годах заведующий кафедрой права Института народного хозяйства. Пропагандировал идею воссоединения Галиции с Советской Украиной.

Арестован 21 марта 1930 года по делу «Украинской военной организации». Судебной тройкой при Коллегии ГПУ УССР 23 сентября 1933 года осуждён по ст. ст. 54-4-6 УК УССР на 10 лет ИТЛ. Отбывал наказание в Кеми и на Соловках, содержался в специзоляторе Савватьево. Особой тройкой УНКВД Ленинградской области 9 октября 1937 года приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян в Карельской АССР (Сандармох) 3 ноября 1937 года.

В 1957 году реабилитирован за отсутствием состава преступления.

Семья

Жена — Мария Рафаиловна. Сыновья Рафаил, Николай, Василий, дочь Наталья. Вся семья была репрессирована в 1937 году, сыновья расстреляны в Харькове, дочь получила 10 лет ИТЛ.

Сочинения

• Тарас Шевченко. Єго житіє і значінє. — Львів: наклад «Громадського голосу», 1901.
• Михайло Павлик // Ювiлей 30-лiтньої дiяльностi Михаила Павлика (1874—1904). З портретами ювiляря та його рiднi. — Львів, 1905.
• Гайдамаччина. Із історії народних рухів. — Львів: наклад Вячеслава Будзиновського, 1906.
• Життєпис Драгоманова. — Вінніпег, 1907.
• Польський і руський революційний дух і Україна. — К., 1907 (2-ое издание — Львів, 1908).
• Антін Менгер і його соціально-політичні твори. — Львів: наклад М. Петрицького, 1907.
• Народна политика: остання праця Антона Менгера // ЛНВ. 1907 — Т. 1.
• Два iнтернацiональнi робiтницькi конгреси // ЛНВ. 1907 — Т. 10.
• Люди. Біографічно-літературні нариси: Драгоманов, Франко, Павлик, Сембратович, Бернзон, Реклі, Крапоткін, Толстой, Тургенєв, Гарібальді. — Львів: накл. авт., 1909.
• Українство і москвофільство серед українського народу в Галичині. Львів, 1909 (переиздание — [mnib.malorus.org/kniga/86/ Українство i москвофiльство серед українсько-руского народу в Галичинi]. — Стрий, 1994. — 93 с.).
• Духовенство і національна культура. — Львiв, 1912.
• Подiл Галичини. — Львiв, 1913.
• Нацiональне питаннє в Росiї й вiйна. [S.l.], 1914. (под именем М. Михайленко)
• [mnib.malorus.org/kniga/131/ Утворенне українського коронного краю в Австрiї]. — [S.l.], 1915. — 75 с. (немецкая версия — Die Schaffung einer ukrainischen Provinz in Österreich. Berlin: С. Kroll, 1915).
• Die russische Propaganda und ihre polnischen Gönner in Galizien // Dokumente des polnischen Russophilismus. — Berlin, 1915.
• Wie die Polen die Freiheit Anderer verstehen. — Berlin: С. Kroll, 1915.
• Українське національне питаннє у творах М. Драгоманова. — Відень, 1915.
• Українська Галичина — окремий коронний край. — Львів, 1915.
• Wie die Polen ihre Freiheit verstehen. S.l., [1916]. (французская версия — Comment les Polonais comprement leur liberté. Lausanne, 1916).
• Галичина в життю України. — Вiдень: Накладом Союзу визволення України, 1916.
• Вiйна i польска полiтична думка. — Львiв, 1916.
• Михайло Павлик: Його життя і діяльність. — Відень: Накладом Союзу визволення України, 1917.
• Les «droit» de la Pologne sur la Galicie: Exposé des faits hist. sur lesquels les Polonais basent leurs prétentions sur la Galicie. — Lausanne: Bureau ukr., 1917.
• Notes sur les relations ukraino-polonaises en Galicie pendant les 25 dernieres annees: (1895—1919). — P.: Bureau ukrainien de presse, 1919.
• L’Ukraine Occidentale (Galicie): l’invasion polonaise en Ukraine Occidentale est un crime contre le droit. — P.: Bureau ukrainien de presse, 1919.
• Décisions du Conseil suprême sur la Galicie Orientale: les plus importants documents / avec introd. par Michel Lozynsky. — P.: Bureau ukrainien, 1919.
• Галичина на Мировій конференції в Парижі. — Кам’янець-Подільський, 1919.
• Галичина в рр. 1918—1920. — Прага, 1922 (переиздание — Нью-Йорк: Червона Калина, 1970).
• З новим роком 1924: Теперішній стан будови Української Держави і задачі західно-українських земель. — Женева, 1924.
• Уваги про українську державність. — Відень, 1925.
• Моє співробітництво з президентом Петрушевичем. — Львів: Накл. «Нового Часу», 1925.
• Чергові полонізаційні акти польського уряду // Вісті. — 1927, 4 листопада.
• Обопільні стосунки між Великою Україною і Галичиною в історії розвитку української політичної думки XIX і XX ст. // Україна. — 1928. — № 2.
• В десятиріччя галицької революції // Червоне право. — 1928. — № 11.
• Річниця уярмлення Галичини // Червоний шлях. 1928. — № 3.
• Польща, УРСР і західноукраїнські землі // Пролетарська правда. — 1928, 30 вересня.
• З польсько-радянських відносин. Дев’яті роковини Радянської Галичини // Червоний шлях. — 1929. — № 8-9.

Литература

• Віднянський С. В. Культурно-освітня і наукова діяльність української еміграції в Чехо-Словаччині: Український вільний університет (1921—1945 рр.) / НАН України; Інститут історії України. — К., 1994. — 82 с.
• Листи Лозинського М. до Крушельницького А. — ЦДІА України у м. Львові. — Ф. 361, оп. 1, спр. 102.
• Осадчук Є. С. Михайло Лозинський — видатний український правник // Право України. — 2000. — № 6. — С. 119—112.
• Осадчук С. С. Хто він, доктор права М. Лозинський? //Віче. — 1999. — № 8. — С. 102—112.
• Рубльов О. С Шляхами на Соловки: радянське десятиріччя Михайло Лозинського. (Автобіографія М. М. Лозинського)//Український історичний журнал. — 1997. — № 4. — С. 103—135.
• Стрельський Г. Діячі України доби національно-визвольних змагань (1917—1920 рр.). Біографічний словник//Історія в школі. — 1998. — № 10. — С. 42.
• Стрельський Г. В. Українські дипломати доби національно-державного відродження (1917—1920). — К., 2000. — С. 19—20.

Ссылки

• korolenko.kharkov.com/kray/KEB/RI/Lozynsky.html

Отрывок, характеризующий Лозинский, Михаил Михайлович

Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.