Мадждаль-Шамс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Местный совет
Мадждаль-Шамс
араб. مجدل شمس‎, ивр.מג'דל שמס‏‎
Страна
Израиль
Округ
Северный
Координаты
Мэр
Давлан Абу-Салех
Основан
Местный совет с
Площадь
15,51 км²
Высота над уровнем моря
1 170 м
Население
9 400 человек (2009)
Плотность
580 чел./км²
Национальный состав
Часовой пояс
Телефонный код
+972 4
Показать/скрыть карты
К:Населённые пункты, основанные в 1595 году

Мадждель-Шамс (араб. مجدل شمس‎; ивр.מג'דל שמס‏‎) — друзская деревня в северной части Голанских высот, территории аннексированной Израилем в ходе Шестидневной войны, у подножья горы Хермон. Мадждаль-Шамс был провозглашен местным советом в 1982 году.

Высота деревни — от 1120 до 1230 метров над уровнем моря.

Это самое крупное из четырёх друзских поселений в Голанах и самый высокорасположенный населённый пункт во всём Израиле. Находится под израильской юрисдикцией. Тем не менее, почти все жители деревни сохранили сирийское гражданство.

Арабское название Мадждаль-Шамс происходит от арамейского «солнечная башня» — из-за высоты деревни лучи рассвета освещают её первой.

Деревня была основана в 1595 году несколькими друзскими семьями. В прошлом в деревне проживали также и алавиты с христианами-католиками, но на сегодняшний день практически всё население состоит только из друзов.



Статистика

По данным израильского Центрального Бюро по Статистике (ЦБС) на 2009 год[1], в деревне живут 9 400 человек. Общий прирост населения — 2,5 %. На 1000 мужчин приходится 956 женщин. Социально-экономическое положение деревни низкое (3 балла из десяти).

Население по возрастным категориям (2006 год)
Категория Численность в %
от 0 - 4 лет 11,0
от 5 - 9 лет 10,6
от 10 - 14 лет 9,9
от 15 - 19 лет 8,1
от 20 - 29 лет 17,9
от 30 - 44 лет 24,6
от 45 - 59 лет 11,7
от 60 - 64 лет 2,1
старше 65 лет 4,2

Напишите отзыв о статье "Мадждаль-Шамс"

Примечания

  1. [www1.cbs.gov.il/population/new_2009/table3.pdf Центральное Бюро по Статистике (ЦБС) Израиля 2009]

Отрывок, характеризующий Мадждаль-Шамс

Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.