Марк Антоний Антилл

Марк Антоний Антилл

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Марк Антоний Антилл (лат. Marcus Antonius Antyllus; 46 — 30 гг. до н. э.) — римский аристократ, старший сын триумвира Марка Антония и Фульвии. Был казнён Октавианом во время гражданской войны.

Происхождение

Антилл принадлежал к старинному плебейскому роду Антониев, который согласно источникам времён Поздней республики возводил свою родословную к Антону, одному из сыновей Геракла. Прадед Антилла был выдающимся оратором и первым консулом в роду; дед достиг только претуры, а отец сделал выдающуюся карьеру в окружении Гая Юлия Цезаря и стал одним из фактических правителей Римской республики.

Марк Антоний родился от третьего брака своего отца — с Фульвией, представительницей знатного плебейского рода, бывшей до этого женой Публия Клодия и Гая Скрибония Куриона. У него были старшие братья и сёстры — единоутробные (Публий Клавдий Пульхр, Клодия Пульхра, Гай Скрибоний Курион) и единокровные (Антония). Единственным братом Антилла и по отцу, и по матери стал родившийся позже Юл Антоний.

Биография

Вероятно, первое упоминание Антилла в источниках относится к марту 44 года до н. э.: сразу после убийства Цезаря Марк Антоний-старший на некоторое время передал одного из своих сыновей заговорщикам в качестве заложника. Известно, что во время Мутинской войны (43 — 42 годы) Антилл был с матерью в Риме; отправляясь на Филиппийскую войну (42 год), отец взял его с собой.

Фульвия, умерла в 40 году до н. э. в изгнании в Сикионе. После этого Антилл и Юл перешли под опеку четвёртой жены Антония Октавии и несколько лет жили с ней в Афинах. В это время родились ещё две единокровных сестры Антилла — Антония Старшая и Антония Младшая. Уже в возрасте десяти лет (в 36 году) Антилл был помолвлен с дочерью Октавиана (и племянницей своей мачехи) Юлией: этот брак должен был скрепить союз между триумвирами.

С 36 года до н. э. Антилл сопровождал своего отца в его военных походах и поездках в Египет, к Клеопатре. Человек по имени Филот, принадлежавший к александрийскому окружению Антилла, много рассказывал о его весёлой и расточительной жизни деду Плутарха Ламприю.

После открытого разрыва между бывшими триумвирами (32 год до н. э.) была автоматически разорвана и помолвка Антилла с Юлией. Вернувшись в Александрию после поражения при Акции, Марк Антоний, чтобы воодушевить жителей города для продолжения борьбы, представил им Антилла и Цезариона (сына Клеопатры от Цезаря). Антилл был торжественно облачён в toga virilis в знак его совершеннолетия, «и по этому случаю вся Александрия много дней подряд пьянствовала, гуляла, веселилась».

В 30 году до н. э. Октавиан вторгся в Египет. Антоний отправил к нему старшего сына для мирных переговоров, но Октавиан отпустил Антилла без какого-либо ответа. Тогда Марк Антоний и Клеопатра покончили с собой, а Антилла, «после долгих и тщетных молений искавшего спасения у статуи божественного Юлия», Октавиан приказал оттащить от статуи и убить. Плутарх сообщает, что юношу выдал его дядька Феодор, который после того, как солдаты отрубили Антиллу голову, снял с шеи убитого драгоценный камень и был за это распят.

Таким образом, Антилл стал единственным из детей Антония, казнённым в результате войны.

Портрет Марка Антония Антилла сохранился на двух монетах, 39 и 35 годов до н. э., где он изображён вместе с отцом.

Источники и литература

Источники

1. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Cassius_Dio/home.html Дион Кассий. Римская история]. Проверено 21 сентября 2016.
2. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. — М., 1994. — ISBN 5-02-011570-3, 5-02-011568-1.
3. Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей // Светоний. Властелины Рима. — М.: Ладомир, 1999. — С. 12—281. — ISBN 5-86218-365-5.

Литература

1. Clebs E. Antonius // RE. — 1894. — Т. I. — С. 2575.
2. Groebe P. Antonius 32 // RE. — 1894. — Т. I. — С. 2614.
3. Huzar E. Mark Antony: A Biography. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 1978. — 350 с. — ISBN 0-8166-0863-6.
4. Wiseman T. Legendary Genealogies in Late-Republican Rome // G&R. — 1974. — № 2. — С. 153—164.

Отрывок, характеризующий Марк Антоний Антилл

– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.