Маунтбеттен, Джордж

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джордж Маунтбеттен
George Louis Victor Henry Serge<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
2-й маркиз Милфорд-Хейвен
 
Рождение: 6 декабря 1892(1892-12-06)
Смерть: 8 апреля 1938(1938-04-08) (45 лет)
Отец: Людвиг Александр Баттенберг
Мать: Виктория Гессен-Дармштадтская
Супруга: Де Торби, Надежда Михайловна
Дети: Леди Татьяна Елизавета Маунтбеттен
Девид Маунтбеттен, 3 маркиз Милфорд-Хейвен

Джордж Луис Генри Виктор Серж Маунтбеттен, 2-й маркиз Милфорд-Хейвен (6 декабря 1892 — 8 апреля 1938) родился в семье принца Людвига Александра фон Баттенберга, 1-го маркиза Милфорд-Хейвен и принцессы Виктории Гессенской и Рейнской в Дармштадте, Гессен, Германия. До 1917 года известен под фамилией Баттенберг. Умер в возрасте 45 лет от рака костного мозга.

Его братья и сестры: принцесса Алиса Баттенберг (мать герцога Эдинбургского), королева Швеции Луиза и Луис Маунтбеттен, 1-й граф Маунтбеттен Бирманский.

Он был опытным математиком, который «мог бы работать над сложными артиллерийскими проблемами в голове» и «читать книги по математическому анализу случайно в поездках»[1].

Королева Елизавета II сказал о нём: «Он был одним из самых умных и блестящих людей»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4642 дня].





Брак и дети

Он женился на графине Надежде Михайловне де Toрби (дочери великого князя Михаила Михайловича Романова и Софии фон Меренберг, графини де Торби) 15 ноября 1916 в Лондоне. Они жили в поместье Линден в Холипорте, графство Беркшир, и имели двух детей:

Титулы

  • 1892-1917: Его Светлость принц Джордж фон Баттенберг.
  • 1917-1921: Граф Медина.
  • 1921-1938: Достопочтенный маркиз Милфорд-Хейвен.

Напишите отзыв о статье "Маунтбеттен, Джордж"

Примечания

  1. Hough, p.359

Литература

  • Hough, Richard. Louis and Victoria: The Family History of the Mountbattens. Second edition. — London: Weidenfeld and Nicolson, 1984. — ISBN 0-297-78470-6.
Предки Джорджа Маунтбеттена
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Людвиг I Гессенский
 
 
 
 
 
 
 
8. Людвиг II (великий герцог Гессенский)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Луиза Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
4. Александр Гессен-Дармштадтский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Карл Людвиг Баденский
 
 
 
 
 
 
 
9. Вильгельмина Баденская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Амалия Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
2. Людвиг Александр Баттенберг
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Фридрих Гауке
 
 
 
 
 
 
 
10. Мауриций Гауке
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Соломея Швепенгаузер
 
 
 
 
 
 
 
5. Юлия фон Хауке
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22.
 
 
 
 
 
 
 
11. София Лафонтен
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23.
 
 
 
 
 
 
 
1. Джордж Маунтбеттен
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Людвиг II (великий герцог Гессенский)
 
 
 
 
 
 
 
12. Карл Гессенский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Вильгельмина Баденская
 
 
 
 
 
 
 
6. Людвиг IV (великий герцог Гессенский)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Вильгельм Прусский
 
 
 
 
 
 
 
13. Елизавета Прусская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Мария Анна Гессен-Гомбургская
 
 
 
 
 
 
 
3. Виктория Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Эрнст I (герцог Саксен-Кобург-Готский)
 
 
 
 
 
 
 
14. Альберт Саксен-Кобург-Готский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Луиза Саксен-Готская
 
 
 
 
 
 
 
7. Алиса (великая герцогиня Гессенская)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Эдуард Август, герцог Кентский
 
 
 
 
 
 
 
15. Виктория (королева Великобритании)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Виктория Саксен-Кобург-Заальфельдская
 
 
 
 
 
 
</center>

Отрывок, характеризующий Маунтбеттен, Джордж

«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.