Виктория Гессен-Дармштадтская

Виктория Гессен-Дармштадтская нем. Viktoria von Hessen-Darmstadt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Фотография принцессы в 1878 году. Автор — Александр Бассано.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб маркизов Милфорд-Хейвен</td></tr>
маркиза Милфорд-Хейвен
7.11.1917 — 11.09.1921
(под именем Виктории Маунтбеттен)
Предшественник:	нет
Преемник:	графиня Надежда Михайловна де Торби
Вероисповедание:	Лютеранство
Рождение:	5 апреля 1863(1863-04-05) Виндзорский замок, Виндзор, Великобритания
Смерть:	24 сентября 1950(1950-09-24) (87 лет) Кенсингтонский дворец, Лондон, Великобритания
Место погребения:	Виппингхем, Остров Уайт
Род:	Гессенский дом
Имя при рождении:	Виктория Альберта Елизавета Матильда Мария Гессен-Дармштадтская
Отец:	Людвиг IV Гессенский
Мать:	Алиса Великобританская
Супруг:	Людвиг Александр Баттенберг
Дети:	1. Алиса (1885—1969); 2. Луиза (1889—1965); 3. Георг (1892—1938); 4. Луис (1900—1979)
Награды:

Викто́рия Ге́ссен-Дармшта́дтская (нем. Viktoria von Hessen-Darmstadt), при рождении Викто́рия Альбе́рта Елизаве́та Мати́льда Мари́я Ге́ссен-Дармшта́дтская (нем. Victoria Alberta Elisabeth Mathilde Marie von Hessen-Darmstadt), с 1917 года Викто́рия Маунтбе́ттен, маркиза Ми́лфорд-Хе́йвен (англ. Victoria Mountbatten, Marchioness of Milford Haven; 5 апреля 1863, Виндзор — 24 сентября 1950, Лондон) — дочь великого герцога Гессенского Людвига IV и британской принцессы Алисы, внучка королевы Виктории, в браке — маркиза Милфорд-Хейвен, супруга Людвига Александра Баттенберга. Сестра русской императрицы Александры Федоровны и великой княгини Елизаветы Федоровны, бабушка Филиппа, герцога Эдинбургского, супруга королевы Елизаветы II.

Биография

Ранняя жизнь

Виктория родилась в пасхальное воскресенье 5 апреля 1863 года в Виндзорском замке, Великобритания в присутствии своей бабушки королевы Великобритании Виктории. Отцом новорожденной был наследный Великий герцог Гессенский Людвиг (с 1877 года — Великий герцог Гессенский),а матерью принцесса Алиса Великобританская и Ирландская, вторая дочь королевы Виктории и покойного к тому времени принца Альберта. Принцесса стала первенцем в семье. Крещена по лютеранскому обряду 27 апреля на руках у бабушки-королевы. Ей было дано имя Виктория Альберта Елизавета Матильда Мария Гессен-Дармштадтская (нем. Victoria Alberta Elisabeth Mathilde Marie von Hessen-Darmstadt) с титулом Её Великогерцогское Высочество принцесса Гессенская и Прирейнская.

Первые три года жизни принцесса провела в Бессунгене, пригороде Дармштадта, пока семья не переехала в Новый дворец Дармштадта. С ранних лет и до совершеннолетия делила комнату вместе с младшей сестрой Елизаветой. Виктория очень любила читать и вела учет книг, которые прочла, они говорят о широком диапазоне интересов принцессы.

Во время Австро-прусского вторжения в Гессен, Виктория и Елизавета были отправлены в Великобританию, где находились под присмотром бабушки. Во время франко-прусской войны 1870 года на территории дворца был создан госпиталь, где Виктория помогала матери в столовой, готовя еду для солдат. В своих воспоминаниях она писала о «сильном холоде зимой и обжигающем руку горячем супе». В 1872 году, когда брату Виктории принцу Фридриху исполнило 18 месяцев, врачи диагностировали у него гемофилию. Болезнь произвела на европейские королевские семьи большой шок, в этом же году исполнилось ровно двадцать лет со дня рождения сына королевы Виктории принца Леопольда, страдавшего гемофилией. Это стало первым признаком наследственной природы гемофилии среди королевских детей. В следующем году Фридрих выпал из окна на каменные ступени. Принц скончался через несколько часов.

В начале ноября 1878 году герцогскую семью поразила эпидемия дифтерии. В семье, в которой к тому времени родилось уже шестеро детей, заболели все, кроме принцессы Елизаветы. В течение нескольких дней мать Виктории, герцогиня Алиса боролась с недугом, сама ухаживала за больными детьми. 16 ноября 1878 года от дифтерии умерла самая младшая из дочерей, 6-летняя Мария. Через несколько дней заболела сама герцогиня, две недели спустя её не стало. Она умерла в годовщину смерти своего отца, принца Альберта, 14 декабря. Будучи старшим ребенком в семье, принцесса Виктория взяла на себя хозяйственные обязанности и стала следить за младшими сестрами и братом. Позже она писала: «Смерть моей матери была невосполнимой утратой для нас...мое детство кончилось с её смертью, потому что я была самой старшей и самой ответственной...».

Свадьба и семья

На семейных торжествах Виктория часто встречалась с принцем Людвигом Александром Баттенбергом, который приходился принцессе дальним родственником. Он принадлежал к морганатической ветви Гессенского дома, утратившей право наследования престола. Его родителями были принц Александр Гессен-Дармштадтский и княгиня Юлия фон Баттенберг. По отцу принц был племянником российской императрицы Марии Александровны, первой супруги Александра II. Людвиг принял британское подданство и служил офицером в Королевском флоте.

После нескольких месяцев траура из-за смерти принца Леопольда, герцога Олбани, Виктория вышла замуж за Людвига 30 апреля 1884 года в Дарштадте. Отец Виктории не одобрял брак дочери, считая принца слишком бедным и ниже дочери по происхождению. После брака пара проживала в Великобритании. Виктория отличалась независимостью взглядов, мнение отца для неё не было авторитетным. Интересный факт, что в тот же день, когда Виктория сочеталась браком с Людвигом, её отец, Великий герцог Людвиг женился на простолюдинке Александрине Гуттен-Чапской, что вызвало сильное негодование среди всех королевских родственников. Брак Великого герцога распался через год.

В течение следующих шестнадцати лет Виктория родила четверых детей: Алиса, Луиза, Георг и Луис.

Супруги проживали в Чичестерне, Уолтоне-на-Темзе и замке Хайлигенберге. В период, когда принц Людвиг служил на Средиземноморском море, Виктория провела несколько зим на Мальте. В 1887 году принцесса заболела тифом. К июню того же года её состояние улучшилось и она смогла принять участие в праздновании Золотого юбилея правления своей бабушки королевы Виктории. Принцесса интересовалась наукой, изучала геологическое строение Мальты, участвовала в археологических раскопках на острове и в Германии, читала книги по философии.

Виктория лично преподавала своим детям, внушала в них новые взгляды и идеи. Она учила своего младшего сына Луи до десять лет. В 1968 году сын писал о матери:

…Я считал её ходячей энциклопедией, все знания, полученные в течение жизни она накапливала в себе. Мама делала мне большой подарок, когда учила меня. Каждый час был расписан, у нас было расписание на каждый день и я должен был быть готов по всем урокам. Она научила меня преодолевать трудности в учебе, быть старательным. Мама была настолько откровенной и открытой со мной, это было так не обычно для члена королевского дома..полностью свободна от политических предрассудков, относилась ко всему ровно и одинаково. Оригинальный текст (англ.)   – ...a walking encyclopedia. All through her life she stored up knowledge on all sorts of subjects, and she had the great gift of being able to make it all interesting when she taught it to me. She was completely methodical; we had time-tables for each subject, and I had to do preparation, and so forth. She taught me to enjoy working hard, and to be thorough. She was outspoken and open-minded to a degree quite unusual in members of the Royal Family. And she was also entirely free from prejudice about politics or colour and things of that kind. —

В 1906 году Виктория совершила полет на дирижабле Цеппелин, позже летала на биплане. Принцесса писала о полете на последнем: «Это было неудобно перевозить на нем пассажиров, мы сидели на хорошо закрепленных сидениях, обхватив руками спину летчика». До 1914 года Виктория постоянно посещала своих родственников в России и Германии. Сестры Алиса и Елизавета вошли в российский императорский дом. Алиса стала последней русской императрицей Александрой Федоровной, а Елизавета сочетала браком с великим князем Сергеем Александровичем, дядей Николая II. Сестра Ирена вышла замуж за брата Вильгельма II принца Генриха Прусского. Виктория была одной из родственниц императрицы, которая пыталась отгородить её от влияния Распутина. В 1914 году Виктория вместе с дочерью Луизой находилась в Екатеринбурге. Но поездка была прервана внезапным началом Первой мировой войны. Людвиг телеграфировал им немедленно вернуться в Великобританию. Сначала они отправились в Санкт-Петербург, далее через Эстонию, потом в нейтральную Швецию. В норвежском городе Берген им удалось сесть на корабле до Великобритании.

Последующая жизнь

После начала войны Людвиг был вынужден уйти в отставку с морского флота ввиду своего немецкого происхождения. Во время войны супруги проживали в Кент-хаусе на острове Уайт, отданном в распоряжение Виктории её тетей Луизой, герцогиней Аргайльской. Виктория обвиняла в отставке мужа действующее правительство, не считала хорошим политиком Уинстона Черчилля. Продолжающаяся общественная враждебность к Германии вынудила короля Георга V отказаться от всех немецких титулов, званий и наград. То же самое он попросил сделать всех членов его огромной семьи. 14 июля 1917 года Виктория вместе с мужем отказались от титула «принцев Баттенберг», взяв англизированную версию своей фамилии Маунтбеттен. Через четыре месяца король даровал супругам титул «маркизов Милфорд-Хейвен». Во время войны две сестры Виктории, Алиса и Елизавета, были убиты в России, свергнут с престола великий герцог Гессенский Эрнст Людвиг, брат Виктории. В январе 1921 года она присутствовала при захоронении останков сестры Елизаветы в Иерусалиме. Тело Алисы не было найдено при жизни Виктории.

Муж Виктории умер в 1921 году в Лондоне после встречи с ней в военно-морском клубе на улице Пикадилли. Людвиг стал жаловаться на плохое самочувствие, она уговорила его отдохнуть в одной из комнат клуба. Виктория вызвала врача, который, приехав, прописал все лекарства. После этого она вышла вместе с доктором из комнаты супруга заполнить рецепт. Через несколько минут она вошла в комнату и обнаружила его мёртвым. После его смерти Виктория переехала в Кенсингтонский дворец. В 1930 году у её дочери Алисы случился нервный срыв, ей был поставлен диагноз шизофрения. Последующие годы Виктория находилась подле своего внука Филиппа. Принц Филипп вспоминал: «Мне нравилось находиться в обществе бабушки, она прекрасно ладила с детьми, правильно находила подходы ко мне… умела сочетать рациональное и эмоциональное.»

В 1937 году скончался брат Виктории Эрнст Людвиг. Вскоре после этого его супруга, их сын, невестка и двое внуков погибли в авиакатастрофе. Погибшая невестка приходилась Виктории внучкой. Она была замужем за сыном Эрнста Людвига наследным принцем Георгом Донаусом. Супруги и двое их детей (правнуки Виктории) были убиты в этой авиакатастрофе, когда летели на свадьбу младшего сына Эрнста Людвига принца Людвига в Лондоне. На момент катастрофы Сесилия была беременна четвертым ребенком, останки которого были найдены на месте катастрофы. Единственная дочь супругов принцесса Йоханна, которая не полетела вместе с родителями, была удочерена принцем Людвигом и его супругой, но скончалась в 1939 году от менингита.

Следующей трагедией в жизни Виктории стала смерть сына Георга от рака костей в 1938 году. Внучка Виктории, Леди Памела Хикс в своих воспоминаниях писала о «постоянных слезах бабушки Виктории». Во время Второй мировой войны Виктория провела некоторое время в Виндзорском замке вместе с королём Георгом VI, его супругой и двумя их дочерьми. Дочь Виктории Алиса на протяжении четырех лет войны оставалась в оккупированной Греции и не могла писать матери в Великобританию. После победы в войне единственному выжившему сыну Виктории Луису предложили пост вице-короля Индии. Виктория решительно выступала против этого назначения, опасаясь за его жизнь, но повлиять никак не смогла.

Летом 1950 года Виктория заболела бронхитом (она курила с 16 лет), находясь в Бродландсе, графство Хэмпшир, в доме своего сына. Она писала: «Лучше я умру дома». Вдовствующая маркиза вернулась в Кенсингтонский дворец, где и умерла 24 сентября 1950 года. Похоронена четыре дня спустя на острове Уайт рядом с супругом.

Наследие

С помощью своей близкой подруги и фрейлины баронессы Софии Буксгевден Виктория написала неопубликованные мемуары. Сейчас они находятся в архиве Маунтбеттенов Саутгемптонского университета, который остается интересным источником для историков королевских семей. Письма королевы Виктории своей внучке Виктории были опубликованы историком Ричардом Хью по инициативе Леди Памелы Хикс.

Сын Виктории вспоминал о матери: «Моя мать умела быстро соображать, бегло говорить, была агрессивной в разговоре, умела четко аргументировать свои мысли.» Внучка Виктории писала: «Бабушка была грозной женщиной, но мы её никогда не боялись...в высшей степени она была честным человеком, полная здравого смыла.» В конце жизни Виктория написала эпитафию к своему сыну:

То, что будет жить после нас, это хорошо проделанная работа, сделанная нами самостоятельно, не имеющая ничего общего с титулом или происхождением. Я никогда не думала, что буду известная только как твоя мать. Ты так хорошо меня знаешь, как никто, и я не хочу никого знать. Оригинальный текст (англ.)   – What will live in history is the good work done by the individual & that has nothing to do with rank or title ... I never thought I would be known only as your mother. You're so well known now and no one knows about me, and I don't want them to. —

Дети

В браке с принцем Людвигом Александром Баттенбергом, маркизом Милфорд-Хэйвен родилось четверо детей:

• принцесса Виктория Алиса Елизавета Юлия Мария (1885—1969) — замужем за Андреем, принцем Греческим, четверо дочерей и сын, принц Филипп Греческий, который в 1947 году женился на будущей королеве Елизавете II и при этом браке взявший фамилию матери (Маунтбеттен);
• принцесса Луиза Александра Мария Ирена (1889—1965) — замужем за королём Швеции Густавом VI Адольфом (вторая жена, с 1950 королева), одна дочь, умершая после рождения;
• принц Георг Луи Виктор Генри Серж (1892—1938) — маркиз Милфорд-Хейвен, женат на графине Надежде Михайловне Торби, имел сына и дочь;
• принц Луис Френсис Альберт Виктор Николас (1900—1979) — граф Маунтбеттен Бирманский, адмирал флота, был женат на Эдвине Эшли, двое дочерей;

Дети Виктории, слева направо: Алиса, Луиза, Георг и Луис

Литература

• Massie, Robert K. [books.google.com/books?id=ZD0nwDNxlH0C&q=isbn:9780345406408&dq=isbn:9780345406408&hl=ru&sa=X&ei=mYmRVLPPM6HIyAPS4YJg&ved=0CB4Q6AEwAA The Romanovs: The Final Chapter] : [англ.]. — New York : Ballantine Books, 1995. — 308 p. — ISBN 9780345406408.</span>
• Miller, Ilana D. [books.google.com/books?id=FI8hMwEACAAJ&dq=isbn:9780977196197&hl=ru&sa=X&ei=c4qRVIDcGOr4ywPvq4DADw&ved=0CB4Q6AEwAA The Four Graces: Queen Victoria's Hessian Granddaughters.] : [англ.]. — California : East Richmond Heights, 2011. — 250 p. — ISBN 9780977196197.</span>
• Sherman, Theresa. [books.google.com/books?id=hbFLOAAACAAJ&dq=isbn:9781604417746&hl=ru&sa=X&ei=QYuRVITQDcOaygOrm4FQ&ved=0CB4Q6AEwAA The Royal Mob] : [англ.]. — Baltimore, Maryland : PublishAmerica, 1995. — 631 p. — ISBN 9781604417746.</span>
• Hough, Richard. [www.anobii.com/books/Louis_and_Victoria/9780297784708/019cdedd5137ddcb4c Louis and Victoria: The Family History of the Mountbattens. Second edition] : [англ.]. — London : Weidenfeld and Nicolson, 1984. — 424 p. — ISBN 0297784706.</span>
• Vickers, Hugo. [books.google.com/books?id=XyoYAAAAIAAJ&dq=isbn:9780198614111&hl=ru&sa=X&ei=xY2RVPjvPOi6ygPw_IDQDw&ved=0CB4Q6AEwAA Mountbatten, Victoria Alberta Elisabeth Mathilde Marie, marchioness of Milford Haven (1863–1950)] : [англ.]. — London : Oxford University Press, 2004. — ISBN 9780198614111.</span>
• Ziegler, Philip. [www.anobii.com/books/Mountbatten/9780002165433/0144ef7c973b257c95 Mountbatten] : [англ.]. — London : Collins, 1985. — 786 p. — ISBN 9780198614111.</span>
• Terraine, John. [www.anobii.com/books/The_Life_and_Times_of_Lord_Mountbatten/9780099226307/01163d4bb865981f0b Foreword by Lord Mountbatten The Life and Times of Lord Mountbatten.] : [англ.]. — London : Arrow Books Ltd, 1980. — ISBN 9780099226307.</span>

Ссылки

• [www.southampton.ac.uk/archives/cataloguedatabases/mbintro.html The Mountbatten Papers Database] (англ.). — Документы семьи Маунтбеттен.
• [www.npg.org.uk/collections/search/person.php?LinkID=mp55481 Princess Victoria Alberta Elisabeth Mathilde Marie (née Princess of Hesse), Marchioness of Milford-Haven] (англ.). — Фотографии принцессы Виктории на сайте Национальной Портретной галереи.
• [www.iow.uk.com/whippingham-church/cyandg.htm The Churchyard & Grounds] (англ.). — Захоронения семьи Маунтбеттен на острове Уайт.
• [geneall.net/es/name/16383/viktoria-princesa-de-hesse-y-del-reno/ Viktoria, princesa de Hesse y del Reno] (исп.). — Профиль на Geneall.net.
• [www.thepeerage.com/p10069.htm#i100685 Victoria Alberta Elisabeth Mathilde Marie Prinzessin von Hessen und bei Rhein] (англ.). — Профиль на Thepeerage.com.

Предки Виктории Гессен-Дармштадтской

Людвиг I (1753 — 1830) Великий герцог Гессенский               Людвиг II (1777 — 1847) Великий герцог Гессенский                       Луиза Гессен-Дармштадтская (1761—1829)                 Карл Гессенский (1809 — 1877)                             Карл Людвиг Баденский (1755 — 1801) наследный принц Баденский               Вильгельмина Баденская (1788 — 1834)                       Амалия Гессен-Дармштадтская (1754 — 1832)                 Людвиг IV (1837 — 1892) Великий герцог Гессенский                                   Фридрих Вильгельм II (1744 — 1797) Король Пруссии               Вильгельм Прусский (1783 — 1851)                       Фридерика Луиза Гессен-Дармштадтская (1751 — 1805)                 Елизавета Прусская (1815 — 1885)                               Фридрих V (1748 — 1820) ландграф Гессен-Гомбургский               Мария Анна Амалия Гессен-Гомбургская (1785 — 1846)                       Каролина Гессен-Дармштадтская (1746 — 1821)                 Виктория Гессен-Дармштадтская, маркиза Милфорд-Хейвен                                         Франц (1750 — 1806) герцог Саксен-Кобург-Готский               Эрнст I (1784 — 1844) герцог Саксен-Кобург-Готский                       Августа Рейсс-Эберсдорфская (1757 — 1831)                 Альберт Саксен-Кобург-Готский (1819 — 1861) принц-консорт Великобритании                             Август (1772 — 1822) герцог Саксен-Гота-Альтенбургский               Луиза Саксен-Гота-Альтенбургская (1800 — 1831)                         Луиза Шарлотта Мекленбург-Шверинская (1779 — 1801)                 Алиса Великобританская (1843 — 1878)                                   Георг III (1738 — 1820) король Великобритании и Ирландии               Эдуард Август Великобританский (1767—1820) герцог Кентский                       Шарлотта Мекленбург-Стрелицкая (1744 — 1818)                 Виктория (1819 — 1901) королева Великобритании и Ирландии, императрица Индии                             Франц (1750 — 1806) герцог Саксен-Кобург-Готский               Виктория Саксен-Кобург-Заальфельдская (1786—1861)                         Августа Рейсс-Эберсдорфская (1757 — 1831)

Отрывок, характеризующий Виктория Гессен-Дармштадтская

– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.