Мемориальная премия Эдварда Э. Смита

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мемориальная премия Эдварда Э. Смита за высокохудожественную фантастику (неофициальное сокращённое название — Скайларк) — премия в области фантастической литературы, присуждаемая с 1966 года Американской (Новоанглийской) Научно-фантастической Ассоциацией (NESFA) путём ежегодного голосования членов ассоциации. Название «Скайларк» (англ. Skylark — «жаворонок») отсылает к первому роману Эдварда Смита «Космический жаворонок» (1928). Согласно официальной позиции NESFA, премия присуждается за вклад в развитие фантастики авторам, чьё творчество и личностные черты характера служат примером того, что Смит наиболее ценил в людях[1]. Под этот нечёткий критерий не попали такие знаменитые авторы, как Роберт Хайнлайн и Артур Кларк.

Лауреаты премии объявляются ежегодно на конвенте «Боскон» в Бостоне. Победителю вручается в качестве награды статуэтка, имеющая вид большой линзы на подставке. Как правило, авторы получают премию однократно, исключением на данный момент является лишь Хол Клемент, дважды с большим перерывом становившийся лауреатом.



Лауреаты по годам

Напишите отзыв о статье "Мемориальная премия Эдварда Э. Смита"

Примечания

  1. [www.fantlab.ru/award51 Информация о премии в Лаборатории фантастики]

Ссылки

  • [www.nesfa.org/ Официальный сайт NESFA] (англ.)
  • [www.nesfa.org/awards/skylark.html Skylark на сайте NESFA] (англ.)
  • [www.nesfa.org/boskone/ Боскон] (англ.)

Отрывок, характеризующий Мемориальная премия Эдварда Э. Смита

Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.