Мориа, Поль

Поль Мориа Paul Mauriat
Основная информация
Дата рождения	4 марта 1925(1925-03-04)
Место рождения	Марсель, Франция
Дата смерти	3 ноября 2006(2006-11-03) (81 год)
Место смерти	Перпиньян, Франция
Годы активности	1950-е — 1998
Профессии	композитор, аранжировщик, дирижёр
Жанры	классическая музыка лаунж лёгкая музыка
Сотрудничество	Шарль Азнавур, Морис Шевалье, Мирей Матьё

Поль Мориа́ (фр. Paul Mauriat, 4 марта 1925 — 3 ноября 2006) — французский композитор, аранжировщик и дирижёр.

Биография

Поль Мориа родился во Франции, в городе Марселе, 4 марта 1925 года. Закончил марсельскую консерваторию по классу фортепиано. В семнадцать лет создал свой первый оркестр.

В 1957 году переехал в Париж и приступил к работе на звукозаписывающей компании Barclay как аранжировщик и аккомпаниатор. В разное время работал с Шарлем Азнавуром (совместно создано более ста двадцати песен), Далидой, Морисом Шевалье, Лео Ферре, Лени Эскюдеро и многими другими эстрадными исполнителями.

В 1962 году Поль Мориа сочиняет свой первый международный хит — «Chariot», получивший позже английское название «I will follow him». Это была его совместная работа с известным французским композитором и дирижёром Франком Пурселем, записавшим спустя четыре года со своим оркестром песню композитора Андре Поппа и хорошо всем известную по прогнозу погоды на первом канале советского телевидения — «Manchester et Liverpool».

В 1964 и 1965 годах совместно с Раймоном Лефевром он сочиняет музыку к кинокомедиям с участием Луи де Фюнеса «Жандарм из Сен-Тропе» и «Жандарм в Нью-Йорке».

В 1965 году Поль Мориа создаёт свой Гранд-оркестр, с которым долгие годы записывает инструментальные версии популярных песен, делает обработки классической музыки.

В 1966 году Поль Мориа становится музыкальным директором Мирей Матьё. Совместно с поэтом Андре Паскалем он создает её главный хит «Mon credo», за несколько лет сотрудничества он записал с Мирей Матьё около 50 песен. В 1967 году во время визита Мирей Матьё в СССР на борту крейсера «Аврора» в Ленинграде рождается песня «Quand fera-t-il jour, camarade?», вошедшая в репертуар певицы.

В 1968 году его оркестровая версия песни-участницы конкурса «Евровидение 1967» — «L’amour est bleu» (в дальнейшем именуемая «Love is Blue») возглавила хит-парады США, а затем и во многих странах мира. Поль Мориа стал единственным французским исполнителем, добившимся такого признания в США. Начиная с 1969 года оркестр Поля Мориа делает концертные туры в США и Канаде, Японии и Южной Корее, Бразилии и других странах Латинской Америки. Поль Мориа становится феноменом в Японии, ежегодно устраивая до 50 концертов.

В СССР музыка в исполнении оркестра Поля Мориа часто звучала на радио и телевидении, в таких телевизионных передачах как «В мире животных» (композиция «Alouette» («Жаворонок»); оригинальное название Ариэля Рамиреса — «La peregrinación» («Паломничество»)), «Кинопанорама» (композиция «Pardonne-moi ce caprice d’enfant»), несколько композиций были использованы в прогнозе погоды, которым завершалась информационная программа «Время» («Yesterday», «Abrazame», «Toccata», «Un étranger sur la terre» и другие), иные звучали и в мультфильмах: «Ну, погоди!» (8-й выпуск) и «Заколдованное слово» («Tante agathe»), «Контакт» («Godfather») и др. С середины 1970-х по лицензии были изданы четыре его виниловые пластинки, разошедшиеся по стране миллионными тиражами. После встречи с бардом Сергеем Никитиным (1978) Поль Мориа создал великолепную инструментальную версию его (совместно с Виктором Берковским) песни «Под музыку Вивальди». Помимо этого, ещё в 1965 году Поль Мориа записал пластинку с двенадцатью русскими мелодиями «Russie de toujours» («Вечная Россия»), переизданную во многих странах на компакт-диске под названием «The Russian album».

Последний альбом оркестра — «Romantic» был записан в 1997 году. С 1998 года Поль Мориа завершил и свою активную концертную деятельность. Новым дирижёром оркестра стал талантливый пианист Жиль Гамбюс, проработавший в оркестре долгие годы.

Поль Мориа скончался 3 ноября 2006 года на юге Франции, в Перпиньяне, в возрасте восьмидесяти одного года.

Интересные факты

• В Москву Поль Мориа приезжал дважды — в 1967 году как аккомпаниатор Мирей Матьё, в 1978 году, уже с гастролями своего оркестра. В 2002 году оркестр вновь дал концерты, но уже с новым дирижёром Жилем Гамбюсом (Gilles Gambus).
• Поль Мориа был единственным музыкантом, который дал два аншлаговых концерта подряд за один день на известной арене "Ниппон Будокан" в Токио в 1977 году.
• В 2005 году Поль Мориа доверил свой оркестр коллеге-музыканту Жан-Жаку Жюстафре, с которым оркестр совершил гастрольный тур в Японию. После смерти Поля Мориа, Жан-Жак Жюстафре три года упрашивал вдову Поля Мориа Ирен дать ему разрешение организовать концерты памяти Поля Мориа. В конце концов согласившись, Ирен Мориа предложила Жюстарфе назвать оркестр его именем и более не спрашивать у неё разрешений. Таким образом в 2009 году появился «Гранд-оркестр под управлением Жан-Жака Жюстафре». В 2009 году на мемориальных гастролях в Японии в составе нового оркестра приняли участие музыканты, работавшие с Полем Мориа последние два десятилетия. В 2010—2012 годах оркестр Ж. Ж. Жюстафре дал большое турне в России с программой «Посвящение Полю Мориа» (Tribute to Paul Mauriat), а также концерты в столицах Украины и Белоруссии, странах Балтии. Известно, что репертуар, исполнительская манера и звучание гранд-оркестра Жан-Жака Жюстафре иные по сравнению с оркестром Поля Мориа, однако рекламные кампании устроителей гастролей проходят под маркой легендарного оркестра Поля Мориа, который перестал существовать в связи со смертью композитора в 2006 году. На этот счёт мадам Ирен Мориа неоднократно выступала с официальным заявлением для поклонников и прессы...

Начиная с 2010 года Жюстафре вынужден набирать в свой оркестр новых музыкантов, так как музыканты Поля Мориа более не принимают участия в его гастрольных турах в знак солидарности с Ирен Мориа.

Авторство мелодий

В течение своей жизни Поль Мориа написал более 150 инструментальных композиций и песен.

Расхожая версия, что «Alouette» (знаменитая мелодия из «В мире животных») была написана им — неверна. Песня «Alouette» («Жаворонок») была сочинена популярным аргентинским композитором Ариэлем Рамиресом. В оригинале этот отрывок называется «La Peregrinación» («Паломничество»), и взят из кантаты для хора «Рождество Господне». Существуют также различные оркестровые версии этой песни наряду с общеизвестной в исполнении оркестра Поля Мориа.

Использованная с начала 1970-х годов в заставке телепередачи «Кинопанорама» мелодия «Прости мне этот детский каприз» (Pardonne-moi ce caprice d’enfant) была написана Патрисией Карли и первоначально спета Мирей Матьё в сопровождении оркестра Раймона Лефевра.

«Токката», ставшая известной в исполнении оркестра Поля Мориа, принадлежит композитору Гастону Роллану.

Ссылки

• [paul-mauriat.com/ Многоязычный сайт о Поле Мориа]
• [paulmauriat.ru/ Сайт, посвященный творчеству Поля Мориа]

Отрывок, характеризующий Мориа, Поль

Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.