Мусял, Адам

Адам Мусял
Общая информация
Родился	18 декабря 1948(1948-12-18) (75 лет) Величка, Польша
Гражданство	Польша
Рост	175 см
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1955—1967	Гурник (Величка)
Клубная карьера*
1967—1977	Висла (Краков)	227 (1)
1978—1980	Арка (Гдыня)	57 (1)
1980—1983	Херефорд Юнайтед	46 (0)
1985—1987	Полиш Америкэн Иглс	? (?)
Национальная сборная**
1968—1974	Польша	34 (0)
Тренерская карьера
1989	Висла (Краков)
1989—1992	Висла (Краков)
1992—1993	Лехия (Гданьск)
1993—1995	Сталь (Сталёва-Воля)
Международные медали
Чемпионаты мира
Бронза	ФРГ 1974
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

А́дам Му́сял (польск. Adam Musiał; 18 декабря 1948, Величка, Польша) — польский футболист и футбольный тренер. Выступал на позиции защитника.

Карьера

Клубная

Адам Мусял начал футбольную карьеру в футбольной школе клуба «Гурник» из Велички, в 1967 году был приглашён в краковскую «Вислу», в которой провёл более 10 лет. Был довольно агрессивным и жёстким защитником. В 1974 году получил серьёзную травму и пропустил большую часть сезона 1974/75. В следующем сезоне Мусял восстановился и вернулся в команду, но вскоре снова потерял место в составе и в середине сезона 1977/78 перешёл в «Арку» (Гдыня), которую тогда возглавлял бывший тренер «Вислы» Ежи Стецкив. Вместе с «Аркой» в 1979 году выиграл Кубок Польши.

В 1980 году Адам Мусял перешёл в английский клуб «Херефорд Юнайтед», в сезоне 1980/81 дошёл до финала Кубка Уэльса. Закончил играть в 1983 году, но в начале 1985 года переехал в США, где 3 года играл за любительский клуб польской диаспоры «Полиш Америкэн Иглс» из города Йонкерс.

В сборной

Адам Мусял дебютировал в сборной Польши 20 октября 1968 года в товарищеской встрече со сборной ГДР. Мусял входил в состав сборной на чемпионате мира-1974, на котором провёл 6 матчей. Всего за сборную Польши сыграл 34 матча, мячей не забивал.

Тренерская

В 1989 году стал помощником Богуслава Хайдаса в «Висле», а с октября 1989 года — главным тренером клуба. В сезоне 1990/91 «Висла» заняла третье место в чемпионате Польше, а Мусял был признан журналом Piłka Nożna лучшим тренером года.

Покинув «Вислу» в марте 1992 года, Адам Мусял тренировал «Лехию» из Гданьска, а затем работал со «Сталью» (Сталёва-Воля). В настоящее время является директором стадиона им. Хенрика Реймана в Кракове.

Достижения

Как игрок

• Бронзовый призёр чемпионата мира: 1974
• Обладатель Кубка Польши: 1978/79
• Финалист Кубка Уэльса: 1980/81

Как тренер

• Бронзовый призёр чемпионата Польши: 1990/91
• Тренер года в Польше: 1991

Ссылки

• [www.90minut.pl/kariera.php?id=8113 Профиль на сайте 90minut.pl] (польск.)
• [fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=54782 Статистика на сайте FIFA] (англ.)
• [www.wisla.krakow.pl/pl/aktualnosci/Adam_Musial_Wszystko_zawdzieczam_Wisle/ Adam Musiał: Wszystko zawdzięczam Wiśle]  (польск.)
• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=18205 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [www.weltfussball.de/spieler_profil/adam-musial/ Профиль на сайте weltfussball.de]  (нем.)
• [www.footballdatabase.eu/football.joueurs.adam.musial.55536.fr.html Профиль на сайте FootballDatabase.eu]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Мусял, Адам

– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.