Национальный музей (Прага)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Музей
Национальный музей
чеш. Národní muzeum

Вид с Вацлавской площади
Страна Чехия
Местоположение Прага
Автор проекта Йозеф Шульц
Строительство 18851890 годы
Координаты: 50°04′43″ с. ш. 14°25′50″ в. д. / 50.0788306° с. ш. 14.4307972° в. д. / 50.0788306; 14.4307972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.0788306&mlon=14.4307972&zoom=12 (O)] (Я)

Национальный музей (чеш. Národní muzeum) — крупнейший государственный музей Праги, созданный в начале XIX века.





Главное здание

Неоренессансное здание Национального музея высотой более 70 метров и протяженностью фасада около 100 метров было построено с 1885 по 1890 год. Его автор Йозеф Шульц. Здание выходит на Вацлавскую площадь и является её архитектурной доминантой.

Монументальное здание с выразительным куполом, построенное на месте бывших Конных ворот, имеет для чешского народа особое, символическое значение. На главном фасаде здания внимание зрителя привлекает украшенная скульптурами рампа: рядом с сидящей на троне Богемией расположена молодая девушка, которая воплощает реку Влтаву, и старик, представляющий реку Эльбу. Эти фонтанные фигуры сочетаются с аллегориями земель Моравии и Силезии. На тимпане Богемия — покровительница науки и искусства.

В здании (под куполом) расположен также Пантеон — собрание бюстов и статуй видных деятелей чешской культуры. Над окнами Национального музея золотыми буквами написаны имена семидесяти двух выдающихся деятелей чешской истории.

Перед зданием в 1912 году поставлен памятник Святому Вацлаву работы Йозефа Вацлава Мысльбека.

История

Создан в 1818 году в эпоху Чешского национального возрождения и романтического культа «древностей», замышлялся, как сокровищница национальной культуры. Меценатом музея был граф Кашпар из Штернберка. Историческим отделом Музея заведовал историк и политик Франтишек Палацкий, по инициативе которого музей с 1827 года впервые начал научные публикации на чешском языке. Первым библиотекарем Национального музея был филолог и поэт Вацлав Ганка, более знаменитый, как талантливый фальсификатор, чьи «рукописи» по праву занимают место в музее, пусть не как средневековые памятники, а как выдающееся произведение эпохи романтизма и факт истории чешского самосознания. Здание Музея Йозеф Шульц построил вслед за Национальным театром, ещё одним грандиозным проектом, связанным с новой волной национального возрождения в 1880—1890-е годы. На рубеже XIX-XX веков в оформлении здания музея принимал участие чешский художник Богуслав Дворжак.

В XX веке музей значительно вырос, разделившись на несколько крупных коллекций; появились Музей чешской музыки и Музей Азии и Африки имени Напрстка. Во время ввода войск Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году и сопутствующих боёв на Вацлавской площади фасад музея был повреждён.

Летом 2011 года центральное здание Национального музея закрылось на реконструкцию, которая продлится до 2018 года[1].

Коллекции музея

Национальный музей делится на несколько коллекций. В здании на Вацлавской площади расположены только «Музей естествознания и истории» и Библиотека (1,3 миллиона томов и 8 тысяч рукописей). Коллекции Этнографического музея, Музея музыкальных инструментов, Музея им. В. Напрстка и Музея физкультуры и спорта размещаются в других выставочных залах.

На втором этаже музея историческое отделение (особую ценность имеют материалы археологических раскопок, монеты и медали), а на третьем этаже расположено естественно-научное отделение. Примечательна палеонтологическая коллекция, собранная оказавшимся в Чехии вслед за своим воспитанником из дома Бурбонов французским учёным Йоахимом Баррандом.

Напишите отзыв о статье "Национальный музей (Прага)"

Примечания

  1. [www.nm.cz/rekonstrukce-nm.php Rekonstrukce historické budovy Národního muzea] // Информация на официальном сайте музея (чешск.)


Отрывок, характеризующий Национальный музей (Прага)

«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.