Нойман, Гейнц

Гейнц Нойман
Heinz Neumann
Дата рождения:	6 июля 1902(1902-07-06)
Место рождения:	Берлин, Германская империя
Дата смерти:	26 ноября 1937(1937-11-26) (35 лет)
Место смерти:	СССР
Гражданство:	Германия
Партия:	КПГ
Основные идеи:	марксизм-ленинизм
Род деятельности:	Политик, журналист

Гейнц Нойман (правильнее Хайнц Нойман; нем. Heinz Neumann; 6 июля 1902 — 26 ноября 1937) — деятель германского и мирового коммунистического движения, журналист. Лидер ультралевого крыла Коммунистической партии Германии. В 1922—1924 редактор, с 1929 главный редактор партийного органа КПГ «Роте Фане». В 1924—1928 представитель КПГ при Коминтерне. В 1927 советник при Коммунистической партии Китая, участвовал в восстании в Кантоне. С 1929 член ЦК, в 1931—1932 кандидат в члены Президиума Исполкома Коминтерна (в 1932 исключён за фракционную деятельность). Депутат Рейхстага в 1930—1932. В 1932—1934 инструктор Коминтерна в Испании. В декабре 1934 арестован в Швейцарии, в мае 1935 выслан. С 1935 в СССР. Расстрелян.

Биография

Родился в Берлине в семье среднего достатка. В молодости изучал филологию, увлёкся марксистскими идеями. В 1920 году вступил в коммунистическую партию под влиянием Эрнста Рейтера, позднее ставшего генеральным секретарём партии. Вступив в партию, сошёлся с Августом Тальгеймером. С 1921 года Нейман начал писать статьи в различные газеты КПГ. В 1922 году он бросил университет и стал редактором газеты «Роте Фане» («Красное Знамя»). Был арестован и провёл шесть месяцев в тюрьме, во время которых он выучил русский язык, причём настолько хорошо, что позднее мог говорить с советскими товарищами без переводчика. В 1922 году во время одной из поездок Нойман встретил Иосифа Сталина и с этого момента и до 1932 года был его активным сторонником, часто с ним встречался и вёл оживлённую переписку.

В первые годы партийной деятельности Нойман принадлежал к левому крылу КПГ, во главе которого находилась Рут Фишер. В 1923 году он присоединился к группе Артура Эверта и Герхарта Эйслера и стал партийным руководителем в округе Мекленбург.

Участвовал в Гамбургском восстании, в 1924 году бежал в Вену, из которой в 1925 году был выслан в СССР. Там 21 мая 1925 он сменил Ивана Каца на посту представителя КПГ в Коминтерне. С июля по декабрь 1927 года представлял Коминтерн в Китае. Работая вместе с грузинским коммунистом Виссарионом Ломинадзе, участвовал в организации Гуанчжоуского восстания 11 декабря 1927 года; восстание было подавлено, и в результате ответных репрессий погибло 25 000 коммунистов.

Вернувшись в Германию в 1928, стал одним из высших руководителей КПГ. Он считался крупным теоретиком партии и стал главным редактором «Роте Фане». Будучи главным идеологом, он проводил ультралевую политику, был сторонником теории социал-фашизма и жёсткого противодействия нацизму, став автором лозунга «Schlagt die Faschisten, wo ihr sie trefft!» (Бейте фашистов там, где встретите!), широко использовавшегося до 1932 года. После V расширенного пленума ИККИ вошёл в состав Секретариата ИККИ, после V конгресса — член Бюро Секретариата ИККИ.

В 1930 году избран в Рейхстаг. Наряду с другим депутатом Рейхстага, Хансом Киппенбергером, Нейман был лидером партийных отрядов самообороны КПГ (нем. Parteiselbstschutz).

В 1931 году у Неймана проявились разногласия с политикой Сталина и Эрнста Тельмана: он считал, что они недооценивать опасность захвата власти фашистами. В октябре 1932 года был подвергнут критике, в ноябре 1932 года освобожден с партийных постов и потерял место в Рейхстаге.

Был направлен в Испанию представителем Коминтерна, затем нелегально жил в Швейцарии. В январе 1934 года после обвинений в попытках раскола партии был вынужден публично выступить с самокритикой. В конце 1934 года был арестован в Цюрихе швейцарскими иммиграционными властями, шесть месяцев находился в заключении, после чего был выдворен из страны. Приехав в Советский Союз, поселился здесь. 27 апреля 1937 года был арестован НКВД. 26 ноября 1937 года приговорен к смертной казни Военной коллегией Верховного суда СССР и расстрелян в тот же день.

Жена Ноймана, коммунистка Маргарет Бубер-Нойманн, в 1940 году была арестована и передана советской стороной гестапо. В конце 1940-х годов выступала на антикоммунистических судебных процессах (включая процесс Кравченко).

Библиография

• Die vaterländischen Mörder Deutschlands. Bayern in der kleinen Entente. Das Ergebnis des Münchener Hochverratsprozesses. Berlin 1923 (with Karl Frank)
• Maslows Offensive gegen den Leninismus. Kritische Bemerkungen zur Parteidiskussion. Hamburg 1925
• Was ist Bolschewisierung? Hamburg 1925
• Der ultralinke Menschewismus. Berlin 1926
• J. W. Stalin. Hamburg 1930
• Durch rote Einheit zur Macht. Heinz Neumanns Abrechnung mit der Politik des sozialdemokratischen Parteivorstandes. Berlin 1931
• Prestes, der Freiheitsheld von Brasilien. Moskau 1936.

Ссылки

• [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&query=124730760 Literature by and about Heinz Neumann] in the German National Library catalogue
• [www.deutsche-biographie.de/sfz71490.html Heinz Neumann in the Neue Deutsche Biographie]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Нойман, Гейнц

– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…