Одесские пляжи
Поделись знанием:
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
Одесские пляжи — популярные места отдыха и лечения в Одессе на берегу Чёрного моря и лиманов.
Общая длина береговой линии Одессы — 30 км. Протяжённость пляжей от Черноморки до Крыжановки — около 20 км, площадь — 42,65 га, в том числе 23,7 га — искусственные пляжи, намытые в рамках борьбы с оползнями. Естественные пляжи находятся только в районах Лузановки и Черноморки. Длина берегозащитных сооружений — 13,5 км. Ежегодно шторма вымывают с пляжей до 5 % песка.
Содержание
Центральные пляжи города
Как и всякий приморский город, Одесса славится своими пляжами, их здесь много, и береговая линия от Ланжерона до Большого Фонтана представляет собой, по сути, один сплошной городской пляж. Среди приморских пляжей Одессы можно выделить следующие благоустроенные пляжи:
- «Лузановка»
- «Ланжерон»
- «Отрада»
- «Дельфин»
- «Аркадия»
- «Чайка»
- «13-я станция Большого Фонтана»
- «Золотой Берег»
- «Черноморка»
- «Продмаш»
Центр Одессы занимает плоское плато, возвышающееся над уровнем моря на несколько десятков метров и круто обрывающееся к морю с севера и востока. Главная курортная зона Одессы расположена вдоль восточного края плато на участке морского побережья длиной, примерно, 6 км. Санатории и дома отдыха находятся на верхней кромке плато, далее идут крутые склоны, частично облагороженные, а на берегу моря находятся 4 наиболее известные пляжно-курортные зоны: «Ланжерон», «Отрада», «Дельфин» и «Аркадия» — с многочисленными развлекательно-увеселительными заведениями, а также точками торговли и питания. Промежутки между ними менее благоустроены, но они также используются, как пляжи. Сами пляжи усыпаны крупной галькой, или же уложены каменными плитами и чаще всего представляют собой довольно узкую полосу, над которой нависают невысокие (метров 10) обрывы из известняковых скал. На благоустроенных пляжах, как правило, имеется песок (в основном, привезённый, либо полученный на месте с помощью специальной технологии дробления сравнительно мягкого известкового камня).[2]
«Дикие пляжи»
Кроме благоустроенных пляжей в Одессе немало «диких» пляжей, обычно не пустующих. На береговой полосе от Черноморки до Дачи Ковалевского, под обрывами, между скалами много укромных мест, лишённых бытовых удобств, но всё же приятных для отдыха.
Пляж для людей с ограниченными физическими возможностями
Администрация Киевского района города Одессы в 2007 году организовала работы по обустройству участка побережья в районе 11 станции Большого Фонтана, где был открыт специально оборудованный пляж для людей с ограниченными возможностями. На пляже построен пандус, по которому инвалиды на колясках могут спускаться к морю, установлены тенты, топчаны.
Борьба с оползнями
Более сорока лет назад лишь кое-где обрывы отступали от воды; в этих местах и располагались немногочисленные и небольшие пляжики. На них было тесно — буквально друг у друга на головах и отдыхали одесситы и приезжие «дикари». Наших деятельных предков такое положение не устраивало, но изменить они ничего не могли, хотя и пытались: обрывистые берега сравнительно молодого Одесского залива тысячелетиями подтачивало неприятное такое природное явление — оползни, связанное с особенностями геологического строения побережья. В осенне-зимний период, когда на Чёрном море свирепствуют штормы, прибой буквально подмывал значительные участки побережья, весной к этому добавлялась разрушительная работа почвенных вод. Поэтому каждую весну, на разных участках побережья, массы грунта и камня со страшным грохотом обрушивались в море. Так море наступало, год за годом «съедая» берег. За полторы сотни лет Одесса лишилась немалой части своей территории — участка длиной около 20 км и шириной около полутора. С оползнями пытались бороться, строя различные подпорные стенки, но в конце концов и стенки обрушивались в море. Борьба была бесполезной, пока не раскрыли механизм возникновения бедствия. Лишь с начала 60-х годов начались масштабные, длительные (более 20 лет) и дорогостоящие работы по всему побережью. Работали «по полной программе»: во-первых, срезали почти все обрывы — получились довольно пологие склоны, на которых посадили деревья и кустарники. Во-вторых, в межбунных отсеках произведена отсыпка песка (по расчетным параметрам пляжей, позволяющим гасить энергию морских волн) — искусственные пляжи. В-третьих, параллельно берегу, примерно в пятидесяти метрах, были установлены бетонные монолиты, образовавшие сплошной подводный волнолом. Были построены ещё и десятки небольших бетонных пирсов (бун), отражающих косой удар волны. В — четвёртых, созданы дренажные галереи, позволяющие отводить грунтовые воды. Был проведен и иной комплекс мероприятий, который современные специалисты не компетентны воспроизвести — не хватает подготовки. Теперь, прежде чем достичь берега, волна преодолевает подводный волнолом, где теряет большую часть энергии (до 40 %) и затем окончательно разрушается на пляже. Так была укрощена стихия, и возникли песчаные пляжи, на которых одновременно может разместиться около 300 тыс. человек. При искусственном пляжеобразовании учитывался фракционный состав наносов — гравий и галька могут во время шторма или разрушить берегозащиту (просто стереть или абордировать), или углубить подводный склон. Мелкозернистые наносы (менее 0,1 мм) также непригодны — они выносятся во время штормов, что мы и наблюдаем с Вами.[3]
Намыв одесских пляжей
Голландские специалисты из компании «Van Oord» 6 декабря 2006 года презентовали в городском совете программу восстановления и развития пляжей Одессы. Сами работы начались в конце 2007 года намывкой одесских пляжей от 16-й станции Большого Фонтана до Ланжерона.
В намывке участвовало голландское судно «Хам-316» — земснаряд, который на малом ходу засасывает песок с водой из месторождения. Трюм судна может вместить 10 тыс. тонн песка. За час набирается полный трюм, потом судно переходит на «полный ход» и в районе намыва подключается к пульпопроводу и «выдувает» песок на пляж, затем снова возвращается за песком.
Деньги на реконструкцию пляжей выделяются из городского бюджета — программой социально-экономического развития Одессы на 2007 год предусмотрено 44 млн гривен, из которых большая часть будет потрачена на покупку песка для намывки пляжей.[4]
Работы начались 11 сентября 2007 года на пляжах в районе 16 станции Большого Фонтана. Чтобы заполнить песком береговую линию длиной в 30 метров, иностранному судну понадобилось полтора часа. Огромные помповые насосы выбрасывали в воздух тонны мокрого песка.
Одесские пляжи и побережье в начале 2010 года
Жестокие штормы нынешней зимы смыли песчаную кромку Южной Пальмиры более чем на 40 %. Это видно невооруженным глазом, стоит спуститься к берегу моря в районе Фонтана или Лузановки.[5]
Причиной этого некоторые специалисты и жители города называют в том, что работы по укреплению береговой линии происходят неправильно и даже — с нарушением технологии. Песок насыпали неравномерно: на некоторых пляжах города песка стало ещё меньше, а в других был произведен намыв песка до самого волнореза. В результате прибрежная донная фауна была уничтожена.
Но есть и другие мнения.
Начальник управления инженерной защиты города и развития побережья Владимир Соколов считает, что состояние пляжей вполне удовлетворительное. «Судить об этом зимой — смешить людей, — успокаивает Соколов. — Сегодня пляжа нет, а завтра море может отступить, и его станет ещё больше». По словам чиновника, берегоукрепительные работы проведут не раньше апреля, как только море немного успокоится. Впервые такие работы были проведены в Одессе в 2007 году. Кстати, тогда Чёрное море тоже сильно штормило. «Мы затратили на намыв песка в 2007-м 1 млн 100 тыс. грн., а в позапрошлом году — 500 тыс. грн.», — поделился Владимир Алексеевич. «Зимние шторма всегда забирают песок с берега. Через какое-то время часть песка вернется обратно», — подтверждает мнение чиновника декан биофака Одесского национального университета Вениамин Заморов.[5]
Новая набережная на 16 станции Большого Фонтана
11 мая 2011 года на 16-й станции Большого Фонтана были открыты 200 метров новой набережной. Этот участок у моря выложили гранитным камнем, поставили лавочки, фонари, поменяли все коммуникации.
Примерно в 20 миллионов гривен обошлась реконструкция прогулочной набережной в районе пляжа «Золотой берег» в районе 16-й станции Большого фонтана. Она выполнена в средиземноморском стиле. На проведение работ ушло три месяца. Профинансировала проект компания, осуществляющая строительство на одесских склонах одного из коттеджных поселков. По предварительной смете, стоимость работ должна была составить около 9 миллионов гривен. Однако выросла вдвое, так как решено было удлинить набережную, чтобы она начиналась с улицы Золотой берег. По словам архитекторов, они выдержали своё детище в едином стиле с возводящимся жилым комплексом. Помимо этого, были переложены подземные коммуникации — ливневая канализация, водопровод, электрокабели, и укреплен берег. Теперь аллея на 16-й станции Большого фонтана представляет собой прогулочную зону с местами для отдыха, смотровыми площадками и платановой аллеей, которую дополняют малые архитектурные формы, фонтан и ночное освещение, выполненное в ретро-стиле. Облицовочные материалы — исключительно натуральные, подчеркнули архитекторы проекта.[6]
Напишите отзыв о статье "Одесские пляжи"
Примечания
- ↑ [www.odessa.ua/ru/news/49632/ К 7 мая завершится капитальный ремонт визитной карты пляжа «Ланжерон» — фигуры «Два шара»]
- ↑ [odessa.asinfo.com.ua/beach.php Одесса. Пляжи. Отдых в Одессе]
- ↑ [krtstudio.bravepages.com/tourist/odessa_beach/odessa_beach.htm odessa beaches of PASSAGE Magazine, Odessa, Ukraine — Ежемесячный одесский журнал ПАССАЖ]
- ↑ [www.segodnya.ua/news/440269.html Голландцы «надуют» пляжи | СЕГОДНЯ | Одесса ]
- ↑ 1 2 [www.segodnya.ua/news/14115724.html Одесские пляжи уходят в море | СЕГОДНЯ | Одесса ]
- ↑ [www.novaodessa.tv/smallnews/2011/05/11/obnovlennaya_naberezhnaya_na_16-y_st_bolshogo_fontana Обновленная набережная на 16-й ст. Большого Фонтана | НОВАЯ ОДЕССА | Одесса]
Литература
1. Кузьмин А. С. Пляжи Одессы.- Одесса: Маяк, 1975.
Отрывок, характеризующий Одесские пляжи
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
