Воронцовский маяк
| Маяк | ||
Воронцовский маяк
| ||
 Современный Воронцовский маяк. | ||
| Страна | Украина | |
| Море | Чёрное море | |
| Город | Одесса | |
| Дата основания | 1845 | |
| Дата строительства | 1954 | |
| Высота маяка | 26 | |
| Расстояние | 15 М | |
| Действующий | да | |
| Основные даты: | ||
|
| ||
Воронцовский маяк расположен на оконечности Карантинного (сейчас Рейдового) мола в Одесском порту на Черном море. Он первым встречает и последним провожает все приходящие в Одессу суда.
Содержание
История
В истории Одесского порта прослеживается «династия» Воронцовских маячных огней и маяков. Они сменяли друг друга, совершенствуясь и перестраиваясь, по мере удлинения Карантинного и строительства Рейдового молов.
Самый первый маяк Одессы был заложен при генерал-майоре Кобле в 1815 году не на нынешнем месте, а на мысе Большого Фонтана. Достроен он был при генерал-губернаторе светлейшем князе Воронцове, открыт 6 декабря 1827 и получил в народе название Воронцовского.
Первый стационарный маяк на молу, бывший деревянным, установлен в 1845 году на оконечности Карантинного мола по инициативе известного русского флотоводца, первооткрывателя Антарктиды адмирала Михаила Лазарева.
В 1863 году сооружается чугунная башня, перестроенная в 1888, которая просуществовала до штурма Одессы в сентябре 1941 года. Этот Воронцовский маяк представлял собой семнадцатиметровую чугунную сужающуюся кверху башню изящной маячной архитектуры с выписанным из Парижа осветительным аппаратом системы Френеля и, как было громко записано в лоции, помещением для маячных сторожей.
Как вспоминал Корней Чуковский, это помещение «была самая что ни на есть нищая конура с узкой койкой и перевернутым ящиком вместо стола.»
Стоящая в середине залива белая башня, белые спасательные круги, белые и чёрные ограждающие цепи, ярко-медный надраенный колокол, крутые каменные ступени до самой воды, ночной красный огонь — всё это создавало вокруг маяка своеобразный ореол романтики, надолго запомнившийся одесситам разных поколений.
Знаменитости о Воронцовском маяке
Стихи и проза, фотографии и кинофильмы, значки и открытки превратили Воронцовский маяк в символ Одессы — своего рода визитную карточку, как бы вручавшуюся всем прибывшим в город с моря.
- Александр Куприн так писал в знаменитом рассказе «Гамбринус»:
|
Часто в порт заходили трехмачтовые итальянские шхуны со своими правильными этажами парусов — чистых, белых и упругих, как груди молодых женщин; показываясь из-за маяка, эти стройные корабли представлялись чудесными белыми видениями, плывущими не по воде, а по воздуху, выше горизонта | 
|
- На маяк с палубы старого парохода «Тургенев» смотрел юный Валя Катаев, а потом написал в повести «Белеет парус одинокий», как пароход входил в порт,
|
|
очень близко огибая толстую башню, в сущности, не очень большого маяка с колоколом и лестницей |
|
- Молодой Эдуард Багрицкий ходил на шаланде с ланжероновскими рыбаками, где
|
|
За маяком, за вольным поворотом
Свежеет ветер и плывут дубки |
|
(стихотворение «Порт»).
- Гимназистка Вера Инбер видела маяк с балкона своей гимназии, откуда, как она написала в рассказе «Смерть луны»,
|
|
маяк был виден, как тонкая свеча, потушенная на рассвете |
|
- Юношеские впечатления от маяка остались и у Юрия Олеши в книге «Ни дня без строчки»:
|
|
Я не был на маяке, я только видел, как он горит. Мало сказать видел: вся молодость прошла под вращением этого гигантского то рубина, то изумруда.
Он зажигался вдали сравнительно не так уж далеко, километрах в двух, что при чистоте морского простора — ничто! Зажигался в темноте морской южной ночи, как бы появляясь из-за угла, как бы вглядываясь именно в вас. Боже мой, сколько красок можно подыскать здесь, описывая такое чудо, как маяк, такую древнюю штуку, такого давнего гостя поэзии, истории, философии |
|
(В начале XX век одесские деревья были моложе, дома существенно ниже, потому маяк можно было видеть из разных точек города.)
|
|
За окном редакции зеленел воздух и мерно мигал красным огнём Воронцовский маяк |
|
Разрушение маяка
- Мы уплывали и возвращались,
- Парней одесских знают все моря,
- Но никогда мы так не волновались,
- Когда родной мы видели маяк.
Эту песню осенью 1942 года написал в осаждённом Ленинграде поэт Всеволод Азаров, не зная, что маяк родного города уже разрушен.
Во время обороны Одессы его пришлось взорвать, чтобы лишить фашистских артиллеристов в Чабанке возможности прицеливаться по маяку для обстрела акватории порта. Маяк был взорван 15 сентября 1941 года. Во время войны был также сильно повреждён Карантинный мол, особенно его оконечность.
Новый маяк
Сначала в 1950—1953 восстановили мол, получивший название Рейдовый.
Затем на него поставили новый маяк, в отличие от прежнего, с цилиндрической башней. По традиции его называют Воронцовским.
Белая башня маяка с красным фонарем высотой 26 метров изготовлена на Кронштадтском судоремонтном заводе в 1954 году. Маяк видно за 15 морских миль. Внутри «головы» мола смонтирована аппаратура кругового радиомаяка и силовая часть звукосигнальной туманной установки — наутофона.
Воронцовский маяк является передним маяком створа, ведущего на акваторию порта с моря. Задним маяком этого створа служит задний Одесский створный маяк, белая четырёхгранная башенка с красным же фонарём установлена на крыше белого многоэтажного здания на высоте 20 м на расстоянии 1,2 мили от Воронцовского.
Так продолжается славная история Воронцовского маяка, отлитого в бронзе медали «За оборону Одессы».
См. также
Напишите отзыв о статье "Воронцовский маяк"
Ссылки
- Ворков С. [militera.lib.ru/memo/russian/vorkov_ss/03.html Мили мужества]
- Новиков Н. [militera.lib.ru/h/novikov_n/02.html Нападение турецких миноносцев на Одессу 29 октября 1914 г]
- Гуф Е. [www.moria.farlep.net/ru/almanah_04/01_09.htm Обыкновение войны. Оккупация Одессы]
Источники
- [www.ivki.ru/kapustin/light/vorontsov/v.htm Маяк Воронцовский]
- Александров, Ростислав. Прогулки по литературной Одессе. О.: Весть, 1993.
- Горбатюк, А.; Глазырин, В. Юная Одесса в портретах её создателей. Одесса: Весть, 1994, Optimum, 2002 (ISBN 966-7776-72-7).
Отрывок, характеризующий Воронцовский маяк
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
