Мемориал героической обороны Одессы

Мемориал героической обороны Одессы 411-й береговой батареи — мемориальный комплекс, посвящённый героической обороне Одессы во время Великой Отечественной войны. В состав мемориального комплекса входят музей, выставка военной техники под открытым небом, батарея береговой обороны, большой засаженный дубами парк. Мемориал героической обороны Одессы находится на южной окраине Одессы и относится к Киевскому району.

Батарея во время войны

За время обороны Одессы 411-я береговая батарея произвела 220 боевых стрельб, в том числе по скоплениям живой силы и боевой техники врага. Было израсходовано более двухсот тысяч снарядов. С 15 на 16 октября 1941 года артиллеристы батареи выпустили 230 боевых снарядов, а в 5 утра по приказу взорвали батарею и отправились на защиту Севастополя.

Создание мемориального комплекса

Любопытно, но идея создания Мемориала изначально принадлежала не властям, а ряду трудовых коллективов и общественных организаций Одессы. Их призывы в феврале 1975 г. были опубликованы в городской газете «Вечерняя Одесса» и был создан Штаб по строительству Мемориала. Значительный вклад в создание, развитие и сохранение Мемориала внесли многие предприятия, учреждения и высшие учебные заведения города.

За несколько лет до этого, решением Одесского областного Совета народных депутатов № 381 от 28.07.1971 г. огневая позиция батареи береговой обороны № 411 взята под государственную охрану как историческое место.

9 мая 1975 года состоялось торжественное открытие мемориала 411-й батареи. Открывал мемориальный комплекс знаменитый русский писатель-фронтовик Константин Симонов, посещавший батарею во время жарких боев лета 1941 года.

С годами мемориал стал одним из любимых мест патриотического воспитания одесситов и местом проведения памятных мероприятий, связанных с историей румынской оккупации во Второй мировой войне.

Экспозиция музея

На территории мемориала под открытым небом расположена выставка военной техники и вооружения армии периода Великой Отечественной войны. В том числе здесь находится известный одесский «танк» НИ («На испуг»). Это обычный трактор, обшитый противопульной броней (котловым железом). Такие машины изготавливались силами защитников осажденного города во время обороны Одессы.

Среди экспонатов, на участке железнодорожного пути стоит бронепоезд, аналогичный тому, какие производились в дни обороны города на заводе им. Январского восстания. На другом участке выставлен трамвай, который в 1941 году ходил по маршруту «Одесса-фронт» Также под открытым небом с марта 1985 года выставлена послевоенная подводная лодка «Малютка» М-296 (А615, заводской номер 702). На лодку нанесено обозначение М-305, которое в ВМФ никогда не использовалось.

На данный момент в экспозиции присутствуют 2 орудия Д-20 и два зенитно-ракетных комплекса не имеющих отношения ни к обороне города ни к периоду Второй Мировой войны.

В парке вокруг музея восстановлена линия обороны с окопами, огневыми позициями артиллерийских и минометных батарей.

На текущий момент времени окопы линии обороны, некогда полного профиля, осыпались и выглядят как небольшие канавы от пересохшего ручья.

Открыт музей.

Храм

9 мая 2006 года, митрополит Одесский и Измаильский Агафангел торжественно заложил камень в основание храма на территории мемориала в честь святого великомученика Георгия Победоносца, покровителя православного воинства и памятной доской о черноморском флоте.

Митрополит Агафангел установил памятный крест и заложил капсулу с грамотой. В основание будущего храма были заложены также частица мощей святого великомученика и целителя Пантелеимона, земля и камень со святого града Иерусалим, икона Воскресения Христова с лепестками растений из Гефсиманского сада, а окроплены святыни были водой, набранной в реке Иордан. Храм был торжественно открыт осенью 2009 года.

См. также

• Пояс Славы

Ссылки

• [www.palariev.sitecity.ru/ltext_0301014309.phtml?p_ident=ltext_0301014309.p_0303003507 История мемориала]
• [vmk.vif2.ru/gallery/AOdaynik/411batareya/index.html Фотографии мемориала]
• [www.history.odessa.ua/publication4/stat02.htm История 411-й береговой батареи, на позиции которой устроен мемориал. Сайт Одесского историко-краеведческого музея.]

Отрывок, характеризующий Мемориал героической обороны Одессы

– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.