Отто Хассе

Отто Эдуард Хассе
нем. Otto Eduard „O. E.“ Hasse
Отто Хассе в роли Мефистофеля в «Фаусте». 1945 г.
Дата рождения:	11 июля 1903(1903-07-11)
Место рождения:	Обжицко, Провинция Позен Пруссия (ныне Великопольское воеводство, Польша)
Дата смерти:	12 сентября 1978(1978-09-12) (75 лет)
Место смерти:	Берлин, ФРГ
Профессия:	актёр, театральный режиссёр
Гражданство:	Германия Германия
Псевдонимы:	О. Э. Хассе
Театр:	Kammerspiele, Новый немецкий театр в Праге
Награды:
IMDb:	ID 0368394

Отто Эдуард Хассе или О. Э. Хассе (нем. Otto Eduard „O. E.“ Hasse; 11 июля 1903, Обжицко, Провинция Позен Пруссия (ныне Великопольское воеводство, Польши) — 12 сентября 1978, Берлин, ФРГ) — немецкий актёр и режиссёр.

Биография

В течение трёх семестров изучал право в Берлинском университете, но отказался от учёбы и поступил в актёрскую школу Макса Рейнхардта при Немецком театре в Берлине.

Впервые вышел на театральную сцену в Тале, позже актёр театра в Бреслау, с 1930 до 1939 — мюнхенского театра Kammerspiele, где также в первый раз выступил в качестве режиссёра. В 1939 году переехал в Чехословакию, выступал в Новом немецком театре в Праге (ныне Пражская государственная опера). Тогда же сократил свое имя с Отто Эдуард до О. Э. Хассе.

Участник Второй мировой войны. В 1944 году был призван в люфтваффе, получил легкие ранения.

После окончания войны О. Э. Хассе стал известным немецким киноактёром международного уровня. Снимался в фильмах Альфреда Хичкока («Я исповедуюсь», 1953) с Монтгомери Клифт и Монтгомери Клифт в главных ролях.

С 1924 до 1977 года снялся в около 80 кинофильмах. В 1956 году стал лауреатом «Серебряной раковины за лучшую мужскую роль» (за фильм Канарис).

В 1959 году был членом жюри на 9-ого Берлинского международного кинофестиваля.

Актёр дубляжа, дублировал, в числе прочих, Чарльза Лоутона, Хамфри Богарта , Спенсера Трейси и Кларка Гейбла.

Избранная фильмография

• 1924 — Последний человек — эпизод
• 1953 — Я исповедуюсь — Отто Келлер
• 1954 — Канарис — Вильгельм Франц Канарис, адмирал, начальник абвера
• 1965 — Три комнаты на Манхэттене — Хаурвич
• 1972 — Осадное положение — Карлос Дукас

Награды

• Командорский крест Ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия»
• Премия Эрнста Рейтера (1973)
• Берлинская художественная премия

Признание

С 1981 года Берлинская академия искусств учредила премию имени О. Э. Хассе для молодых актёров разговорного и музыкального жанров.

Ссылки

• Отто Хассе (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Отто Хассе

Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.