Паремия (литургика)
Поделись знанием:
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Пареми́я, или Парими́я (ст.-слав. парємиꙗ, паримиꙗ, парамиꙗ, парьмиꙗ; церк.-слав. парємїѧ; греч. παροιμία — притча) — элемент богослужения. В богослужебной практике православной церкви — отрывки из книг Священного Писания, которые читаются за богослужебными чинопоследованиями Вечерни, Всенощного бдения и молебнов[1]. Пареми́и содержат в себе пророчества о празднуемом событии или хвалу святому, память которого совершается[2].
Богослужебная книга, в которой собраны паремии носит название «Паримейник» или «Паримийник».
Толкователем пареми́й был епископ Костромской и Галичский Виссарион (Нечаев) (1823—1905).
Богослужебная практика
Основным первоисточником пареми́й является Ветхий Завет. Однако в дни памяти апостолов например, на Всенощную под праздник св. апп. Петра и Павла читаются отрывки из 1-го Послания Петра, то есть из Нового Завета.
Чаще всего пареми́и читают за праздничной вечерней, после вечернего входа. Однако, в седмичные дни Великого Поста пареми́и читаются также и за 6-м часом. Помимо этого, паремии читаются в Великий четверг за 1-м часом, на утрене Великой Субботы и на всех часах навечерий, то есть дней накануне Рождества Христова и Богоявления.
Пареми́и на неподвижные праздники содержатся в Минее, а на подвижные праздники — в Триоди.
Обычно на праздничной вечерне бывает три пареми́и, но из этого правила есть ряд исключений:
- На вечерне в день Навечерия Рождества Христова полагается восемь паремий, Навечерия Богоявления — тринадцать. Перед вечерней в эти дни совершаются Великие часы, на каждом из которых (первом, третьем, шестом и девятом) полагается по одной пареми́и.
- На вечерне Благовещения читается пять пареми́й.
- В будние дни шести недель Великого поста на вечерне читаются две пареми́и (из Книги Бытия и Притчей Соломоновых), на шестом часе — одна (из Книги пророка Исайи). В Великие понедельник, вторник, среду на вечерне также две паремии (из Книг Исход и Иова), на шестом часе — одна (из Книги пророка Иезекииля).
- В Великий четверг состав пареми́й и их распределение изменяются: на первом часе читается отрывок из Исайи, а на вечерне, соединённой с литургией Василия Великого, полагается три пареми́и (из Книг Исход, Иова и Исайи).
- В Великую пятницу многочисленные пареми́и полагаются на Великих часах и вечерне (см. Великая пятница).
- Наибольшее количество пареми́й предлагается в Великую субботу: одна — на утрене и пятнадцать — на вечерне, соединённой с литургией Василия Великого (см. Великая суббота).
Примеры паремий
Рождество Пресвятой Богородицы. Особенности всенощного бдения. На великой вечерне после входа читаются:
- первая пареми́я — о лестнице, виденной патриархом Иаковом и прообразовавшей Пресвятую Деву, через Которую снисше́л на землю — воплотился сам Бог (Быт. 28:10—17).
- вторая пареми́я — о затворенных вратах, виденных пророком Иезекиилем: через них никто не проходил, но через них пройдёт Господь Бог Израилев, и они будут затворены. Эти затворенные врата есть прообраз Приснодевства Богородицы (Иез. 44:2—4).
- третья пареми́я — о Премудрости, создавшей себе дом и ясно указывающей на Пресвятую Деву Марию, от Которой воплотился и родился Спаситель мира (Прит. 9:1—11)[3].
Напишите отзыв о статье "Паремия (литургика)"
Примечания
- ↑ [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%B8%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%9F%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D0%B8/ Паремии]. Библиологический словарь. Проверено 5 августа 2010. [www.webcitation.org/67Qh948Cx Архивировано из первоисточника 5 мая 2012].
- ↑ [pstbi.pagez.ru/item.php?id=712&cid=6 Никулина Е. Н. Литургика. Богослужебный Устав и гимнография]
- ↑ Никулина Е. Н., указ. соч. Ср.: [www.sedmica.orthodoxy.ru/kdais/kds-liturg-3.htm Литургика (3 класс). Рождество Пресвятой Богородицы. Особенности всенощного бдения. Киевская духовная семинария.]
Литература
- [www.klikovo.ru/db/book/msg/8486 Виссарион (Нечаев). — Толкование на паремии из книги Бытия. М.: 1871]
- Виссарион (Нечаев). Толкование на Божественную Литургию по чину Св. Иоанна Златоустого и Св. Василия Великого. — М.: 1884, Издание 4-е, СПб., 1895.
- Виссарион (Нечаев). Толкование на паремии. — Т. I. Паремии из книг Моисеевых, Иисуса Навина, Судей, Царств, Паралипоменон, Иова. Изд. 2-е, СПб.: — 1894.
- Виссарион (Нечаев). Толкование на паремии. Т. II. Паремии из книг Притчей, Премудрости Соломоновы, пророков Исаии, Иеремии, Иезокииля, Даниила, Иоиля, Иона, Михея, Софронии, Захарии и Малахии. Изд. 2-е. СПб., 1894.
- Виссарион (Нечаев). Толкование на паремии из Новозаветных книг. М., 1895; СПб., 1896,
Ссылки
- [pstbi.pagez.ru/item.php?id=712&cid=6 Никулина Е. Н. Литургика. Богослужебный Устав и гимнография.]
- [liturgy.ru/docs/chini1.php Чины Божественной Литургии, дни их совершения.]
- [liturgy.ru/docs/chini2.php Происхождение литургии.]
Отрывок, характеризующий Паремия (литургика)
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
