Воспитательный дом (Санкт-Петербург)

Воспитательный дом в Санкт-Петербурге — учреждение для призрения незаконнорожденных детей, сирот и детей бедняков, учреждённое в 1770 году по инициативе просветителя И. И. Бецкого по образцу Воспитательного дома в Москве.

Поначалу Воспитательный дом находился на Миллионной улице, где архитектором Ю. М. Фельтеном было построено специальное здание, включавшее в себя также ломбард (ныне здание Казарм лейб-гвардии Павловского полка).

В Воспитательный дом принимались дети в возрасте до 2 лет и 4 месяцев и оставались там до 21 года. Воспитанники получали начальное (реже — среднее) образование.

При Воспитательном доме Бецкой учредил вдовью и сохранную казны, в основу которых легли сделанные им щедрые пожертвования. Управление делами дома осуществлялось Опекунским советом.

Основные вехи

В 1771 году при Воспитательном доме был создан Родильный госпиталь (с 1835 года — «Санкт-Петербургское родовспомогательное заведение со школой сельских повивальных бабок при нем»)

• 2 мая 1797 года главной начальницей над воспитательными домами была назначена императрица Мария Фёдоровна и Петербургский дом был переведен в бывший дворец графа К. Г. Разумовского (Набережная Мойки, 48, архитекторы А. Ф. Кокоринов, Валлен-Деламот).
• В 1806 году при Воспитательном доме был основан первый в России класс для глухонемых детей.
• В 1811 году при Родильном госпитале был основан Повивальный институт.
• В 1834 году в здании разместилось сиротское отделение (с 1837 года — Николаевский сиротский институт), а для Воспитательного дома было приобретено соседнее здание постройки начала XIX века, находящееся на (Набережной Мойки, 52).
• В 1839—43 годах здание было полностью перестроено (архитектор П. С. Плавов).
• В 1868 году во дворе Воспитательного дома был установлен бюст Ивана Ивановича Бецкого — увеличенная копия, выполненная скульптором Н. А. Лаврецким с оригинала Я. И. Земельгака (1803 год).
• В 1871—1872 годах по проекту П. К. Нотбека была построена домовая церковь во имя Апостолов Петра и Павла Воспитательного дома.
• После Октябрьской революции, в начале 1918 года, Воспитательный дом был упразднен и в обоих зданиях бывшего Воспитательного дома на Мойке расположился педагогический институт — ныне Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена.

Основание Воспитательного дома

Это заведение было открыто в 1770 году под руководством Ивана Ивановича Бецкого и учреждено по образцу Московского (также обустроенному по плану Бецкого). Первоначально воспитательный дом был своего рода интернатом для беспризорников. Идея его создания принадлежит Екатерине II. Под влиянием передовых педагогических учений царица стремилась сформировать новое поколение путём идеального образования и главное средство «исправления сердец и нравов народа» видела в правильном воспитании. Организация работы по воплощению этой идеи в жизнь была поручена сподвижнику императрицы И.И. Бецкому. Свою задачу известный просветитель видел в преобразовании народа путём воспитания. Он был уверен в том, что общество, основанное на неравенстве и угнетении, неспособно вырастить достойное поколение. Первоочередные меры по созданию «новой породы людей» он излагает в «Генеральном учреждении о воспитании обоего пола юношества». Конкретная реализация проекта связана с снованием воспитательных домов для незаконно рожденных.

Потребность в организации подобного рода учреждений в середине XVIII была достаточно острой. Убийство матерями своих новорожденных детей было не редким явлением в России того времени. Этой проблеме отдельно уделил внимание М.В. Ломоносов. В трактате «О сохранении и размножении русского народа» ученый предлагал для «избегания столь ужасного злодейства и сохранения жизни неповинных младенцев учредить народные богадельни», что и было сделано в 1763 году в Москве

Работа Воспитательного дома

Дом принимал детей в возрасте до 2 лет. Каждый человек мог анонимно в любое время принести младенца. Также на условии полной анонимности туда могла обратиться беременная женщина, которой должны были оказать необходимую помощь. При организации работ над программами были использованы передовые педагогические идеи того времени. Ребенок находился там до совершеннолетия, получал начальное и профессиональное образование. Помимо ремесел, в доме преподавались иностранные языки, рисование и основы театрального искусства. Успешные ученики продолжали обучение в московском университете или академии художеств. Девушек могли перевести в Смольный, а особо отличившиеся имели шанс поступить на медицинский факультет в Страсбурге. Часть студентов направлялась на практику к лучшим постановщикам, а в течение 8 лет Воспитательный дом распоряжался театром на Царицыном лугу в Петербурге. Кроме того, при Московском доме на деньги Прокофия Демидова был учрежден родильный дом с акушерским училищем в 1784.

В Петербурге приют был открыт только в 1770 как филиал Московского. До этого брошенных младенцев приносили в Смольный монастырь. Первоначально Воспитательный дом там и располагался, но местоположение на окраине было неудобное. После наводнения 1777 года дом переезжает на Миллионную улицу. Но здесь пришлось соседствовать с двумя ведомствами. Один из членов опекунского совета граф Разумовский подарил новое здание недалеко от Миллионной, однако по-прежнему площадей катастрофически не хватало. Уже после смерти Бецкого загородная дача К.Г. Разумовского на Мойке выкупается в казну, где Воспитательный дом и располагался до начала 1918 года.

Статус Воспитательного дома

Принципы функционирования были определены в Генеральном плане Императорского воспитательного дома. Основной проблемой стало формирование ресурсной базы. Финансирование шло за счет «подаяний от публики», чтоб мероприятие «не было ни в малейшее отягощение Её величеству». Вся нагрузка содержание приюта ложилась на плечи общества. Государство со своей стороны предоставляло широкие льготы: учреждение освобождалось от всех налогов и повинностей, дом имел право заниматься коммерческой деятельностью, в частности проводить операции с недвижимостью, заводить мануфактуры, учреждать лотереи, вести банковские дела. При воспитательном доме существовала ссудная касса (ломбард), куда можно было заложить движимое и недвижимое имущество под низкие проценты. Кроме того, ему было дано исключительное право клеймить игральные и гадальные карты, которые производились на собственном заводе. К 1819 он становится абсолютным монополистом на этом рынке. Приют не зависел от какого-либо ведомства и находился под непосредственной защитой императрицы. Управление осуществлял опекунский совет из 6 знатных сановников, которые лично отстаивали права воспитательного дома. Исполнение решений совета и оперативное управление выполнял главный надзиратель, полностью зависимый от воли опекунов.

Проблемы в Воспитательном доме. Детская смертность.

Главной своей задачей И.И. Бецкой видел в преобразовании всего народа путём воспитания. Он был уверен в том, что общество, основанное на неравенстве и угнетении, неспособно вырастить достойное поколение. Но на практике благородные идеи слабо развивались по целому ряду причин, а результаты управления домом далеко не соответствовали ожиданиям Бецкого.

Главной причиной неудовлетворительного состояния приюта явился недостаток средств. В год на содержание обоих учреждений в Москве и Санкт-Петербурге требовалось 190 тыс. руб. В среднем от дарителей поступало 70 тыс. руб. в год, а к концу XVIII века эта цифра упала до 157 руб. Доход главным образом шел от процентов с ссудной кассы, некоторые средства получали от ведения коммерческой деятельности. Но, несмотря на льготы и личные усилия И.И. Бецкого, проблема финансового голода оказалась неразрешимой. Кроме того, в воспитательный дом приносили гораздо больше детей, чем ожидалось. Интернат не справлялся с нахлынувшей массой детей. Приюту не хватало денег, поэтому он не мог обеспечить себя всем необходимым, главным образом помещениями. Из-за скученности и несоблюдения санитарно-гигиенических правил прогрессировала детская смертность. За стенами дома свирепствовала дизентерия, оспа, холера и туберкулез. Умирало до 85%: из 25 тыс. чел, поступивших с 1770 по 1796, выжило всего 5 тыс., то есть 1000 принесенных  до 6 лет доживало 550. Неслучайно в народе детей, отданных в Воспитательный дом, называли "ангелами смерти". По мере увеличения числа подопечных, усложнялись задачи дома. Для обучения ремеслам потребовались квалифицированные преподаватели, которых в России катастрофически не хватало. Екатерина II была недовольна деятельностью Бецкого и отправила его в отставку. В конце жизни полупарализованный И.И Бецкой отошел от руководства приютом. Отсутствие должного контроля и неразбериха в управлении породила нецелевое использование средств. В ссудной кассе процветали «непорядки и расхищения», а дела по различным махинациям могли тянуться годами. Трудности приюта не являлись уникальными. Они были характерны и для подобных благотворительных учреждений западной Европы.

Воспитательный дом под руководством Марии Федоровны

В 1797 году по указу Павла I петербургский и московский воспитательные дома были переданы под руководство императрицы Марии Федоровны. Это означало, что воспитательные дома переходят под личную защиту и покровительство императорской фамилии. С этих пор филантропия становятся традицией у правящей элиты. Благотворительные учреждения превращались из организаций, патронируемых обществом, в официальные учреждения.

Мария Федоровна в срочном порядке пытается решить основные проблемы воспитательного дома. В связи с острой нехваткой помещений она приобретает дворцы Разумовского и Бобринского на Мойке за 450 тыс. руб. Здесь в несколько раз увеличили медицинский персонал, а так же ограничили количество принимаемых детей до 500 человек. Остававшихся, главным образом здоровых, отправляли в деревни на воспитание государственным крестьянам за определенную плату. Для контроля и управления сельские местности разделили на округа, которые покрывали территорию нынешней Псковской, Новгородской, Вологодской, Ленинградской областей и Карелии. Но крестьяне плохо воспитывали приемных детей. Деньги, выделяемые воспитательным домом, использовались не по назначению. Руководство домом решило отправлять детей в особые интернаты за городом. Так, Мария Федоровна планировала построить еще 5 воспитательных домов в пригородах столицы. Но денег хватило только на интернат в Гатчине. Императрица также является основательницей библиотеки. Во многом благодаря ей была собрана уникальная коллекция рукописей, старопечатных книг и произведений французских просветителей (в частности, энциклопедия Дидро). В фондах библиотеки имеются прижизненные издания практически всех русских классиков с дарственными надписями Воспитательному дому.

Воспитательный дом стал одним из первых в Петербурге учреждений, подготавливающих специалистов со средним специальным образованием. Оно было специализированным и ориентированным на столичный рынок труда. Учитывая государственную потребность в сельских учителях и младшем медицинском персонале, при доме открывают учительскую семинарию и медицинское училище с госпиталем. Девушки получали в основном педагогическое образование. Они устраивались гувернантками, домашними наставницами, учителями в сельских школах. Из юношей готовили канцелярских служащих, фельдшеров, фармацевтов, садоводов, некоторых отправляли служить на Балтийский флот. Практически каждый способный воспитанник мог получить высшее образование в вузах Петербурга.

В 1806 году был открыт первый в России класс для глухонемых детей. Именно петербургский Воспитательный дом стал пионером и научно-практическим центром по развитию коррекционной педагогики и дефектологии. Со времени Марии Федоровны в качестве герба используется пеликан, кормящий своих детей, который в Римской мифологии обозначал любовь к детям. Официальным символом пеликан становится в 1841 году.

Мария Федоровна внесла неоценимый вклад в развитие благотворительности. Активность вдовствующей императрицы по разному оценивают историки. Имея перед глазами пример Екатерины II, Мария болезненно переживала отсутствие заметного влияния на государственные дела. После убийства Павла I её отстранили от дел. Но благотворительность была единственной сферой, где её власть и авторитет были неприкосновенны. Благодаря своим связям и статусу она смогла привлечь внимание общественности к решению социальных проблем, а система попечительства, созданная благодаря её усилиям, успешно просуществовала до 1917.

Воспитательный дом в составе Мариинского Ведомства

После смерти Марии Федоровны в 1828 году многочисленные учреждения, находящиеся под её руководством и патронатом, были подчинены IV отделению Канцелярии Его Императорского Величества. Мариинское ведомство специализировалось на управлении благотворительными, женскими и специализированными учебными заведениями. Количество организаций, находящихся на балансе ведомства, неуклонно росло. К началу ХХ века только в Москве и Петербурге находилось 339 приютов, 140 учебных заведения и 4 лечебницы.

Николай I принял воспитательный дом под своё личное покровительство, а надзор за ним поручил супруге Александре Федоровне. При Николае рушится один из главных принципов приюта – принцип доступности. Воспитательный дом стал сословно обособленным. При приеме детей необходимо было выяснить его происхождение. Дети крестьян или дети, чье происхождение было неизвестным, отправлялись за город и становились государственными крестьянами. Таким образом, в столице оставались только дети свободных сословий, а большая часть отправлялась в деревню. Для их обучения создали около 100 сельских школ, где работали выпускники из собственной учительской семинарии. К 1905 году воспитательный дом управлял 36 округами, где училось и содержалось 33 тыс. чел.

 В 1834 году в Воспитательном доме вводится раздельное образование мальчиков и девочек. Всех лиц мужского пола переводят в Гатчину, а девочки остаются в Петербурге. В 1855-1859 гг. инспектором гатчинского дома был чиновник министерства просвещения К.Д. Ушинский.

Сам дом состоял из женского и сиротского институтов. Первый предназначался для детей мещан и разночинцев. Второй был образован по указу Николая I после эпидемии холеры в Петербурге в 1830 и 1831 годах. Огромные масштабы бедствия и неспособность правительства справиться с ситуацией привели к росту сиротства, особенно среди семей чиновников и служащих. Во вновь образованное подразделение принимали только девочек в возрасте до 12 лет и давали им образование по различным специальностям. Дом так же сыграл значительную роль в профилактике эпидемиологических заболеваний в городе и окрестностях. В середине XIX века открывается отделение по изготовлению сывороток против эпидемиологических болезней, а также по разработке детского питания.

При воспитательном доме успешно функционирует вдовья и ссудная кассы. Для консолидации их ресурсов в 1841 году опекунский совет принимает решение создать а их основе сберегательную кассу. Примечательно, что первая сберкасса открылась 1 марта 1842 года в Санкт-Петербурге по адресу Казанская ул, 7 в здании Опекунского Совета петербургского воспитательного дома.

К началу ХХ века в России появилась потребность в создании системы высшего педагогического образования. На основе женских педагогически курсов (Бестужевских курсов) и гимназии при Воспитательном доме усилиями историка С.Ф. Платонова и великого князя Константина Константиновича создается в 1911 году женский педагогический институт. Это было едва ли единственное учебное заведение царской России, которое давало женщинам высшее педагогическое образование. Таким образом, к началу XX века на базе Воспитательного дома сложилась система учреждений, охватывающая весь круг вопросов, связанных с рождением, воспитанием, начальным, средним и высшим образованием. Это была многопрофильная структура, крупнейший центр по оказанию акушерской и педиатрической помощи. В стенах воспитательного дома работали лучшие профессора, которые заложили традиции классического университетского образования

См. также

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810587000

• С. В. Баниге (1862—1926) — архитектор Воспитательного дома.
• Санкт-Петербургское училище глухонемых

Литература

• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000020498/view#page=432 Императорский воспитательный дом в С.-Петербурге] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1884. — Т. 32, № 829. — С. 440—442.
• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000020498/view#page=453 Императорский воспитательный дом в С.-Петербурге (окончание)] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1884. — Т. 32, № 830. — С. 462—463.

Ссылки

• [encspb.ru/object/2804009238 Энциклопедия Санкт-Петербурга]
• [museum.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=12828&ob_no=13144 Воспитательный дом в Санкт-Петербурге (1770—1918)] на Российском общеобразовательном портале
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1342Piatkovski.htm Пятковский А.П. С.-Петербургский воспитательный дом под управлением И.И. Бецкого. (Историческое исследование по архивным источникам) // Русская старина, 1875. – Т. 12. – № 1. – С. 146-159; № 2. – С. 359-380; № 4. – С. 665-680; Т. 13. - № 5. – С. 177-199], [www.memoirs.ru/rarhtml/1440Piatk.htm № 8. – С. 532-533; Т. 14. – № 11. – С. 421-443; № 12. – С. 618-638.]

Отрывок, характеризующий Воспитательный дом (Санкт-Петербург)

– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.