Питца

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Питца
лат. Pitzas
Род деятельности:

остготский военачальник

Дата смерти:

7 июня 514(0514-06-07)

Место смерти:

Милан

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Питца (Питциа; лат. Pitzas, Pitzia; казнён 7 июня 514, Милан) — остготский военачальник времён правления короля Теодориха Великого



Биография

Основными историческими источниками о жизни Питцы являются панегирик королю Теодориху Великому Магна Феликса Эннодия, «О происхождении и деяниях гетов» Иордана и «Копенгагенское дополнение» хроники Проспера Аквитанского[1][2][3].

О происхождении и ранних годах жизни Питцы ничего не известно. На основании ономастических исследований предполагается, что он мог быть как германского, так и римского (возможно, греческого) происхождения[4]. В современных ему документах он упоминается с титулом комит или граф (лат. comes)[2], nobilissimus и vir illustris[5]. Питца принадлежал к высшим слоям остготской знати и был одним из наиболее приближённых к королю Теодориху Великому лиц[6].

Первое сообщение о Питце в исторических источниках датировано 504 годом. В этом году разразилась война между правителем остготов Теодорихом Великим и королём гепидов Тразарихом. Предполагается, что основной целью Теодориха было возвращение контроля над Сирмием, до 474 года принадлежавшего остготам, а после их ухода из Паннонии ставшего столицей Королевства гепидов[7]. Возглавить направленное против гепидов войско король остготов поручил комиту Питце. Тот выступил в Иллирик и разгромил в сражении у Сирмия войско Тразариха и его союзников, гепидов Гундерита и булгаров. Король Тразарих бежал с поля боя, а Сирмий был захвачен остготами[8]. Затем Питца оказал помощь Мунду, возглавлявшему многочисленные отряды придунайских разбойников, нападавших как на на земли гепидов, так и на владения Византийской империи. В 505 году объединённое войско Питцы и Мунда разбило в сражении при Горреум Марги византийскую армию под командованием военного магистра Иллирика Флавия Сабиниана[3][6][9]. Эти победы не только позволили остготам установить власть над землями вокруг Сирмия, но и присоединить к своим владениям территории бывших римских провинций Паннонии Второй и Верхней Мёзии с городом Сингидуном[4][7][10][11][12]. Сам Питца за одержанные им победы был удостин пышного триумфа[5].

Предполагается, что комит Питца идентичен упоминаемому в «Капенгагенском дополнении» хроники Проспера Аквитанского графу Петии, убитому в Милане лично королём Теодорихом Великим в седьмые иды июня (7 июня) 514 года[2][4]. Вероятно, Питца был правителем этого города. О причинах казни в источниках сведений не сохранилось[5], но известно, что король Теодорих впоследствии сожалел об этом своём поступке[4][13]. Казнь в 500 году комита Одоина и казнь Питцы — единственные меры репрессивного характера, направленные Теодорихом Великим против высших слоёв остготской знати за всё время его правления[13]. Вероятно, мнение авторов «The Prosopography of the Later Roman Empire» о тождестве комита Питцы, победителя при Горреум Марги и жертве гнева короля Теодориха, с другими одноимёнными персонами, упоминающимися в источниках в 523/526 и в 537 годах[3], является необоснованным, хотя, возможно, они были его родственниками[4].

Напишите отзыв о статье "Питца"

Примечания

  1. Магн Феликс Эннодий. «Панегирик королю Теодориху» (глава 12); Иордан. «О происхождении и деяниях готов» (главы 299—302); «Копенгагенское дополнение» хроники Проспера Аквитанского (год 514).
  2. 1 2 3 Lütkenhaus, Werner (Marl). [referenceworks.brillonline.com/entries/der-neue-pauly/pitzia-e926470 Pitzia] // Der Neue Pauly.
  3. 1 2 3 Martindale, J. R. Pitzias // Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1980. — Vol. II : A.D. 395–527. — P. 886—887. — ISBN 0-521-20159-4 [2001 reprint].
  4. 1 2 3 4 5 Amory P. [books.google.ru/books?id=7ndeDi_fwq0C People and Identity in Ostrogothic Italy: 489—554]. — Cambridge: Cambridge University Press. — P. 406—407. — ISBN 978-0-5215-2635-7.
  5. 1 2 3 Вольфрам Х., 2003, с. 415—417.
  6. 1 2 Скржинская Е. Ч. Комментарии к «Гетике» Иордана (комментарии № 778—785) // Иордан. Гетика. — СПб.: Алетейя, 1997. — С. 362—366.
  7. 1 2 Вольфрам Х., 2003, с. 461 и 463.
  8. Martindale, J. R. Trasericus // Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1980. — Vol. II : A.D. 395–527. — P. 1125. — ISBN 0-521-20159-4 [2001 reprint].
  9. [books.google.ru/books?id=8WMbAAAAYAAJ The Chronicle of Marcellinus]. — Sydney: Australian Association for Byzantine Studies, 1995. — P. 112. — ISBN 978-0-95936266-5.
  10. Кулаковский Ю. А. История Византии. Т. 1: 395—518 годы. — СПб.: Алетейя, 2003. — С. 415. — ISBN 5-89329-618-4.
  11. Пфайльшифтер Г. Теодорих Великий. — СПб.: Евразия, 2004. — С. 112. — ISBN 5-8071-0149-9.
  12. Сиротенко В. Т. [books.google.ru/books?id=tlgBHQAACAAJ История международных отношений в Европе во второй половине IV — начале VI вв.]. — Издательство Пермского госуниверситета, 1975. — С. 235—236.
  13. 1 2 Вольфрам Х., 2003, с. 490.

Литература

Отрывок, характеризующий Питца

Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.