Плечник, Йоже
| Йоже Плечник | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна | |
| Работы и достижения | |
| Архитектурный стиль | |
Йоже Пле́чник (словен. Jože Plečnik, в Чехии также известен как чеш. Josip Plečnik, 23 января 1872, Любляна — 7 января 1957, Любляна) — словенский архитектор и градостроитель, принявший значительное участие в формировании облика нынешней Любляны, а также Праги, был архитектором Пражского Града.
Плечник был одним из создателей словенской архитектурной школы XX века. Он эволюционировал от национальной романтики к функционализму. В XX веке долгое время после его смерти деятельность архитектора не привлекала интереса исследователей[1].
Содержание
Биография
Йоже Плечник родился в Любляне в 1872 году, он был третьим сыном Хелены и Андрея Плечник. Отец был конструктором мебели и с самого начала готовил это место для Йоже[2].
Благодаря государственной стипендии в 1888 году он поступил в торгово-промышленное училище города Граца, где начал обучение по специальности «конструктор мебели». Важную роль сыграло его знакомство со студентами-строителями, благодаря чему он научился чертить и был принят чертежником в мастерскую Леопольда Тейера (Leopold Theyer)[2].
Неожиданно умер отец Андрей Плечник. Мать и старший брат решили, что Йоже слишком молод, чтобы перенять мастерскую. В результате он поехал в Вену, где два года работал на Мюллера, тоже ученика Тейера. В своих автобиографиях Плечник не любил вспоминать этот отрезок жизни[2].
Плечник посещал художественные выставки. Его одолевали сомнения, что рутинная работа, которой он занимался, это его удел. В 1893 году он попытался поступить в школу при Австрийском музее прикладного искусства, но не был принят. А в 1894 году он посетил Международную выставку, где загорелся желанием стать архитектором[2].
В 1894 году Плечник почти без архитектурного образования пришел к Отто Вагнеру, чтобы стать его учеником. Первое задание на проект жилого дома оказалось для него слишком сложным и он почти отчаялся, но не бросил это занятие. В частной мастерской Вагнера Йоже Плечник быстро освоил техническое расчеты и геометрию. Когда прошел год, Плечник по совету Вагнера снова подал заявление и поступил на кафедру архитектуры Академии художеств г. Вены, которую закончил в установленные три года в 1898 году[2].
Дипломный проект не был высоко оценен архитекторами, однако Плечник выиграл Римскую премию и совершил поездку в Италию, потом в Испанию и Францию. Там он узнал о смерти матери и вернулся в Любляну. В 1895 году город перенёс землетрясение и многие архитектурные сооружения было необходимо возвести заново. Но молодой Плечник ещё не был известным и потому востребованным. Из-за отсутствия заказов осенью 1899 года он поехал обратно в ателье Вагнера в Вену. Вагнеру как раз не хватало коллеги для работ над Венским метро, а Плечник знал проекты с самого начала, так как сам выполнял многие чертежи[3] ещё в 1884 году. Однако надолго он там не задержался. После путешествия архитектура Вены стала казаться ему бедной, а работа в ателье стесненной и ограниченной. Он начал совместный проект с сыном Вагнера, тоже архитектором, которого тоже звали Отто (нем.), но контакт у них не заладился и в 1900 году он ушёл из ателье[2].
В дальнейшем спроектировал многие постройки в таких городах, как Вена, Прага, Братислава. Принимал значительное участие в преобразовании современного города Любляна, в том числе и после Второй мировой войны.
В первое десятилетие нового века молодой архитектор спроектировал несколько частных и жилых домов в Вене, а в 1911 году он начинает преподавание в художественном ремесленном училище города Праги, продолжая свои поиски в области конструирования и дизайна мебели. Первый президент Чехословакии Томаш Масарик пригласил Плечника реконструировать Пражский Град, для превращения его в резиденцию национального лидера. Главным памятником его пребывания в Праге осталась построенная по его проекту церковь Сердца Господня на Виноградах, интерьер которой был также выполнен согласно его разработкам.
Творчество
- Тройной мост в Любляне (1929—1932)
- Петушиный мост В Любляне (1931)
- Трновский мост (1932)
- Реконструкция Пражского Града (I и III дворы, сады, интерьеры)
- Церковь Пресвятого Сердца Господня на Виноградах в Праге (1928—1930)
- Национальная и Университетская библиотека в Любляне (1936—1941)
- Церковь Св. Михаила с колокольней в Любляне (1937—1939)
- Городской рынок в Любляне (1940—1944)
- Парламент Словении (проект) (1947)
- Кладбище Жале в Любляне (1937—1940)
|
|
|
|
| Малый бельведер на Пражском граде | Георгий Победоносец на Пражском граде | Петушиный мост в Любляне | Скамьи в Любляне |
Напишите отзыв о статье "Плечник, Йоже"
Примечания
Ссылки
- [www.javicarrera.eu/files/Plecnik%20SI%20EN.pdf Плечникова Любляна] Путеводитель (англ.)
Отрывок, характеризующий Плечник, Йоже
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
